тельности общества, къ распространенію въ немъ отрицательнаго отношенія къ русской дѣйствительности и принципіальнаго недовольства ея ветхими устоями и учрежденіями, прочность которыхъ до этого времени не возбуждала сомнѣнія.
Что касается поражающихъ современнаго моралиста фактовъ безстыднаго «хищенія»—всѣхъ этихъ растратъ, денныхъ грабежей и кражъ «чуть не милліардами», то и это отнюдь не составляетъ какой нибудь специфической особенности нашего времени. Развѣ въ «доброе старое время» не крали и не грабили?—Вся разница только въ способахъ «хищенія» и въ его размѣрахъ. «Крадутъ теперь много, крупными кушами, потому,—какъ остроумно замѣтилъ одинъ публицистъ,—что завелись крупныя деньги, завелись денежные центры, скопляющіе ихъ въ одномъ пунктѣ. Прежде больше враздробь воровали, теперь воруютъ оптомъ; прежде не такъ этимъ смущались, теперь это кажется не особенно пристойнымъ; прежде газетъ не было, а теперь есть—вотъ и все!» Но этого мало. Мы можемъ утвердительно сказать, что теперь честныхъ людей на Руси гораздо больше, чѣмъ ихъ когда нибудь было, и что самое понятіе чести нынѣ несравненно шире и выше, чѣмъ представлялось оно предшествовавшимъ генераціямъ.
Такимъ образомъ, на основаніи всѣхъ приведенныхъ здѣсь справокъ и соображеній, мы логически приходимъ къ выводу въ пользу современной русской дѣйствительности, сравнительно съ прежними ея фазами. Произведенный нами опытъ діагноза безспорно свидѣтельствуетъ о здоровьи и повысившемся строѣ нашего общественнаго разума и, если угодно, ручается за исполненіе въ будущемъ всѣхъ тѣхъ прекрасныхъ желаній, которыми, повидимому, такъ тщетно томится современный мыслящій русскій человѣкъ…
Мы, впрочемъ, далеки отъ мысли проповѣдывать квіетизмъ[1]
тельности общества, к распространению в нём отрицательного отношения к русской действительности и принципиального недовольства её ветхими устоями и учреждениями, прочность которых до этого времени не возбуждала сомнения.
Что касается поражающих современного моралиста фактов бесстыдного «хищения» — всех этих растрат, денных грабежей и краж «чуть не миллиардами», то и это отнюдь не составляет какой-нибудь специфической особенности нашего времени. Разве в «доброе старое время» не крали и не грабили? — Вся разница только в способах «хищения» и в его размерах. «Крадут теперь много, крупными кушами, потому, — как остроумно заметил один публицист, — что завелись крупные деньги, завелись денежные центры, скопляющие их в одном пункте. Прежде больше враздробь воровали, теперь воруют оптом; прежде не так этим смущались, теперь это кажется не особенно пристойным; прежде газет не было, а теперь есть — вот и всё!» Но этого мало. Мы можем утвердительно сказать, что теперь честных людей на Руси гораздо больше, чем их когда-нибудь было, и что самое понятие чести ныне несравненно шире и выше, чем представлялось оно предшествовавшим генерациям.
Таким образом, на основании всех приведенных здесь справок и соображений, мы логически приходим к выводу в пользу современной русской действительности, сравнительно с прежними её фазами. Произведенный нами опыт диагноза бесспорно свидетельствует о здоровье и повысившемся строе нашего общественного разума и, если угодно, ручается за исполнение в будущем всех тех прекрасных желаний, которыми, по-видимому, так тщетно томится современный мыслящий русский человек…
Мы, впрочем, далеки от мысли проповедовать квиетизм[1]
