тилѣтіе видно, что годичная цифра ихъ не испытываетъ слишкомъ рѣзкихъ колебаній, хотя нельзя не замѣтить, что она находится въ тѣсной зависимости отъ уровня общаго благосостоянія массы столичнаго населенія, преимущественно низшихъ его слоевъ. Напримѣръ, въ табличкѣ нашей очень рѣзко выдѣлился, по количеству кражъ, сравнительно съ нормой, 1872-й годъ. Повышеніе это имѣло свою причину. Въ означенномъ году, какъ засвидѣтельствовалъ полицейскій отчетъ, произошли «исключительные» случаи, способствовавшіе развитію покушеній на чужую собственность. Вслѣдствіе прекращенія производства на нѣкоторыхъ большихъ заводахъ въ Петербургѣ, болѣе 3,000 рабочихъ внезапно остались безъ работы, а, слѣдовательно, безъ всякихъ средствъ въ существованію. Изъ такой массы голодныхъ людей, естественно, должно было выдѣлиться немало субъектовъ слабой воли и покладистой совѣсти, оказавшихся способными «въ минуту жизни трудную» на хищническое присвоеніе чужой собственности. За изъятіемъ-же такихъ чрезвычайныхъ случаевъ, годичное количество кражъ болѣе или менѣе постоянно, — выражая собой какъ-бы извѣстную дань существующему ненормальному порядку, обусловленному присутствіемъ въ массѣ населенія цѣлаго класса бездомныхъ, полуголодныхъ и нравственно-испорченныхъ голяковъ, которые, въ борьбѣ за свое жалкое существованіе, прибѣгаютъ къ воровству.
Должно однако замѣтить, что профессіональныхъ воровъ, правильно и организованно занимающихся кражей, какъ установившимся промысломъ, въ Петербургѣ очень немного. Столь прославленный, вошедшій въ притчу петербургскій «мазурикъ» и большинство сказаній о его воровскихъ подвигахъ принадлежатъ больше къ области легендъ и анекдотовъ. Такой характеръ носитъ, между прочимъ, очень популярная книжка: «Похожденія мазурика», составляющая любимое чтеніе аматеровъ романическихъ «тайнъ», но въ которой очень мало жизненной правды, и большая часть разсказанныхъ въ ней «похожденій» — старые анекдоты, очевидно, не русскаго происхожденія. Какъ во всемъ, такъ и въ этомъ случаѣ, сильно сказалось у насъ вліяніе запада. Ходячее представленіе петербургскаго «мазурика», какъ воровскаго типа, сложилось у насъ преимущественно по образу и подобію парижскихъ и лондонскихъ Рокамболей и Картушей, какъ они описаны, не безъ прикрасъ, въ
тилетие видно, что годичная цифра их не испытывает слишком резких колебаний, хотя нельзя не заметить, что она находится в тесной зависимости от уровня общего благосостояния массы столичного населения, преимущественно низших его слоев. Например, в табличке нашей очень резко выделился, по количеству краж, сравнительно с нормой, 1872-й год. Повышение это имело свою причину. В означенном году, как засвидетельствовал полицейский отчет, произошли «исключительные» случаи, способствовавшие развитию покушений на чужую собственность. Вследствие прекращения производства на некоторых больших заводах в Петербурге, более 3,000 рабочих внезапно остались без работы, а, следовательно, без всяких средств в существованию. Из такой массы голодных людей, естественно, должно было выделиться немало субъектов слабой воли и покладистой совести, оказавшихся способными «в минуту жизни трудную» на хищническое присвоение чужой собственности. За изъятием же таких чрезвычайных случаев, годичное количество краж более или менее постоянно, — выражая собой как бы известную дань существующему ненормальному порядку, обусловленному присутствием в массе населения целого класса бездомных, полуголодных и нравственно испорченных голяков, которые, в борьбе за свое жалкое существование, прибегают к воровству.
Должно однако заметить, что профессиональных воров, правильно и организованно занимающихся кражей, как установившимся промыслом, в Петербурге очень немного. Столь прославленный, вошедший в притчу петербургский «мазурик» и большинство сказаний о его воровских подвигах принадлежат больше к области легенд и анекдотов. Такой характер носит, между прочим, очень популярная книжка: «Похождения мазурика», составляющая любимое чтение аматеров романических «тайн», но в которой очень мало жизненной правды, и большая часть рассказанных в ней «похождений» — старые анекдоты, очевидно, не русского происхождения. Как во всём, так и в этом случае, сильно сказалось у нас влияние запада. Ходячее представление петербургского «мазурика», как воровского типа, сложилось у нас преимущественно по образу и подобию парижских и лондонских Рокамболей и Картушей, как они описаны, не без прикрас, в
