и ея барина, сапожнымъ ножемъ. Совершивъ это двойное убійство въ ослѣпленіи страсти, онъ впалъ въ такое звѣрское изступленіе, что потребовалась цѣлая вооруженная команда, чтобы арестовать его.
Во всѣхъ другихъ, происшедшихъ въ Петербургѣ за обозрѣваемый періодъ, случаяхъ романическихъ убійствъ и покушеній на убійства, платились жизнью кто нибудь одинъ — либо измѣнившій предметъ любви, либо его соблазнитель, и гораздо чаще первый, чѣмъ послѣдній, благодаря, конечно, той разницѣ въ близости отношеній, предшествующей ихъ разрыву, которая лежитъ въ этихъ случаяхъ между обманутымъ и обманувшимъ, съ одной стороны, и между первымъ изъ нихъ и обольстителемъ — съ другой. И оно понятно, въ особенности по отношенію къ женщинѣ: въ примитивномъ быту, гдѣ женщина — рабыня и затворница, въ случаѣ ея грѣхопаденія или измѣны, отвѣтственность за это естественно должна падать, главнымъ образомъ, на ея «умыкателя»; но тамъ, гдѣ она пользуется уже извѣстной свободой и правами самостоятельной личности, ея паденіе, какъ актъ ея личной воли и выбора, логически вмѣняется въ вину ей одной и въ глазахъ мужа и въ глазахъ общества.
Но то, что логично въ теоріи, не всегда поддается объясненію здравымъ смысломъ въ житейской практикѣ. Убійства женъ мужьями «изъ ревности», по шаблонному опредѣленію, всего чаще совершаются въ средѣ городскаго простонародья и, въ большинствѣ случаевъ, являются результатомъ вовсе не пламенной любви, заостренной мщеніемъ за измѣну, а дикаго самодурства и тираническаго отношенія къ женѣ, возбужденныхъ протестомъ и отыскивающихъ въ свирѣпомъ насиліи возмездія своихъ попранныхъ «священныхъ» правъ власти, своего звѣринаго эгоизма. Эти маленькіе Отелло, въ «спинжакахъ» и чуйкахъ, изъ среды полуобразованной городской черни, обыкновенно — дрянные, мелкіе злецы, нерѣдко пьянчужки, забитыя и потерянныя личности, неспособныя ни на какой рѣшительный шагъ. Ничтожества и паріи, передъ всѣми унижающіеся, терпѣливо сносящіе отъ всѣхъ и обиды и тычки, они — въ своей семьѣ, по отношенію къ своимъ женамъ, — являются настоящими калифами-деспотами, свирѣпствующими съ несокрушимымъ сознаніемъ божественности своихъ державныхъ супружескихъ правъ.
и её барина, сапожным ножом. Совершив это двойное убийство в ослеплении страсти, он впал в такое зверское исступление, что потребовалась целая вооруженная команда, чтобы арестовать его.
Во всех других, происшедших в Петербурге за обозреваемый период, случаях романических убийств и покушений на убийства, платились жизнью кто-нибудь один — либо изменивший предмет любви, либо его соблазнитель, и гораздо чаще первый, чем последний, благодаря, конечно, той разнице в близости отношений, предшествующей их разрыву, которая лежит в этих случаях между обманутым и обманувшим, с одной стороны, и между первым из них и обольстителем — с другой. И оно понятно, в особенности по отношению к женщине: в примитивном быту, где женщина — рабыня и затворница, в случае её грехопадения или измены, ответственность за это естественно должна падать, главным образом, на её «умыкателя»; но там, где она пользуется уже известной свободой и правами самостоятельной личности, её падение, как акт её личной воли и выбора, логически вменяется в вину ей одной и в глазах мужа и в глазах общества.
Но то, что логично в теории, не всегда поддается объяснению здравым смыслом в житейской практике. Убийства жен мужьями «из ревности», по шаблонному определению, всего чаще совершаются в среде городского простонародья и, в большинстве случаев, являются результатом вовсе не пламенной любви, заостренной мщением за измену, а дикого самодурства и тиранического отношения к жене, возбужденных протестом и отыскивающих в свирепом насилии возмездия своих попранных «священных» прав власти, своего звериного эгоизма. Эти маленькие Отелло, в «спинжаках» и чуйках, из среды полуобразованной городской черни, обыкновенно — дрянные, мелкие злецы, нередко пьянчужки, забитые и потерянные личности, неспособные ни на какой решительный шаг. Ничтожества и парии, перед всеми унижающиеся, терпеливо сносящие от всех и обиды и тычки, они — в своей семье, по отношению к своим женам, — являются настоящими калифами-деспотами, свирепствующими с несокрушимым сознанием божественности своих державных супружеских прав.
