грубыя, съ разнузданной волей, крайне невѣжественныя и, конечно, испорченныя нравственно. Въ большинствѣ случаевъ, это—тупоголовые дикари, развращенные городомъ.
Существуетъ, какъ извѣстно, мнѣніе, что убійство вообще есть продуктъ особаго психологическаго разстройства, если не хроническаго, то временнаго, преходящаго, и что, во всякомъ случаѣ, въ самый моментъ убійства, совершающій его субъектъ находится въ пароксизмѣ извѣстнаго умственнаго затемнѣнія. Теорія эта очень спорная, и хотя ее подтверждаютъ многіе факты уголовной хроники, но еще болѣе имѣется фактовъ, по крайней мѣрѣ, въ нашей судебной хроникѣ, свидѣтельствующихъ что убійства часто являются результатомъ совершенно хладнокровнаго, наивнаго, примитивнаго звѣрства, сродни тому, которое свойственно какому нибудь дикому людоѣду. Психическое разстройство мыслимо только въ субъектахъ болѣе или менѣе культурныхъ. Дикари, сколько извѣстно, съ ума не сходятъ.
Есть другое, на этотъ счетъ, мнѣніе, что въ каждомъ человѣкѣ таится доля кровожаднаго звѣрства, свойственнаго хищнымъ животнымъ, которая можетъ быть совершенно заглушена въ индивидуумахъ цивилизованныхъ, нравственно воспитанныхъ и поставленныхъ въ счастливыя жизненныя условія, и—наоборотъ—можетъ пріобрѣтать роль господствующаго стимула въ натурахъ грубыхъ и примитивныхъ, именуемыхъ на языкѣ поэтовъ «дѣтьми природы>. Такое «дитя природы», очень покладистое обыкновенно въ вопросахъ совѣсти, эгоистичное и склонное къ насиліямъ, легко дѣлается звѣремъ, безтрепетно поднимающимъ руку на жизнь ближняго, при всякомъ такомъ положеніи, гдѣ инстинктъ самосохраненія въ немъ не находитъ себѣ полнаго и законнаго удовлетворенія. Конечно, первымъ побудительнымъ толчкомъ здѣсь являются голодъ, нужда, какъ и у всякаго звѣря, который очень добръ и ласковъ въ состояніи сытости, и отваживается на кровопійство только изъ-за побужденій аппетита. Такимъ образомъ, и среди убійцъ мы встрѣтимъ въ огромномъ большинствѣ представителей самой низшей, некультурной среды, притомъ—людей, вырванныхъ изъ своей родной сферы, брошенныхъ на городскую улицу, испорченныхъ ея развратомъ, угнетенныхъ нуждою и голодомъ. Это, въ большинствѣ, уличные пролетаріи, темные жильцы грязныхъ
грубые, с разнузданной волей, крайне невежественные и, конечно, испорченные нравственно. В большинстве случаев, это — тупоголовые дикари, развращенные городом.
Существует, как известно, мнение, что убийство вообще есть продукт особого психологического расстройства, если не хронического, то временного, преходящего, и что, во всяком случае, в самый момент убийства, совершающий его субъект находится в пароксизме известного умственного затемнения. Теория эта очень спорная, и хотя её подтверждают многие факты уголовной хроники, но еще более имеется фактов, по крайней мере, в нашей судебной хронике, свидетельствующих что убийства часто являются результатом совершенно хладнокровного, наивного, примитивного зверства, сродни тому, которое свойственно какому-нибудь дикому людоеду. Психическое расстройство мыслимо только в субъектах более или менее культурных. Дикари, сколько известно, с ума не сходят.
Есть другое, на этот счет, мнение, что в каждом человеке таится доля кровожадного зверства, свойственного хищным животным, которая может быть совершенно заглушена в индивидуумах цивилизованных, нравственно воспитанных и поставленных в счастливые жизненные условия, и — наоборот — может приобретать роль господствующего стимула в натурах грубых и примитивных, именуемых на языке поэтов «детьми природы>. Такое «дитя природы», очень покладистое обыкновенно в вопросах совести, эгоистичное и склонное к насилиям, легко делается зверем, бестрепетно поднимающим руку на жизнь ближнего, при всяком таком положении, где инстинкт самосохранения в нём не находит себе полного и законного удовлетворения. Конечно, первым побудительным толчком здесь являются голод, нужда, как и у всякого зверя, который очень добр и ласков в состоянии сытости, и отваживается на кровопийство только из-за побуждений аппетита. Таким образом, и среди убийц мы встретим в огромном большинстве представителей самой низшей, некультурной среды, притом — людей, вырванных из своей родной сферы, брошенных на городскую улицу, испорченных её развратом, угнетенных нуждою и голодом. Это, в большинстве, уличные пролетарии, темные жильцы грязных