Поэтъ, вдохновленный «музой мести и печали», съ тою-же безпощадностью и жгучей горечью клеймитъ современное общество громовымъ, негодующимъ стихомъ. Съ ѣдкимъ сарказмомъ осуждаетъ онъ всю эпоху, весь ея хваленый «прогрессъ». Да!—восклицаетъ онъ:
|
...прогрессъ подвигается, |
И какъ же иначе, когда «блаженство паденія» стало «конечной цѣлью» современнаго мудреца, когда—
|
Ныньче тоскуетъ лишь тотъ, |
а, на пиру у жизни, въ красномъ углу, по праву «соли земли» заняли мѣста рыцари
|
.... шайки той, |
Эта картина алчной хищности, огульной безнравственности, упадка гражданской доблести и апатичной безчувственности измельчавшаго, пресмыкающагося передъ грубой силой и золотымъ мѣшкомъ, современнаго общества вырываетъ изъ груди поэта вопль отчаянья и проклятья:
«Бывали хуже времена, но не было подлѣе!» подводитъ онъ, огненной чертой, какъ бы итогъ своимъ скорбнымъ наблюденіямъ.
Поэт, вдохновленный «музой мести и печали», с тою же беспощадностью и жгучей горечью клеймит современное общество громовым, негодующим стихом. С едким сарказмом осуждает он всю эпоху, весь её хваленый «прогресс». Да! — восклицает он:
|
...прогресс подвигается, |
И как же иначе, когда «блаженство падения» стало «конечной целью» современного мудреца, когда —
|
Нынче тоскует лишь тот, |
а, на пиру у жизни, в красном углу, по праву «соли земли» заняли места рыцари
|
.... шайки той, |
Эта картина алчной хищности, огульной безнравственности, упадка гражданской доблести и апатичной бесчувственности измельчавшего, пресмыкающегося перед грубой силой и золотым мешком, современного общества вырывает из груди поэта вопль отчаянья и проклятья:
«Бывали хуже времена, но не было подлее!» подводит он, огненной чертой, как бы итог своим скорбным наблюдениям.
