Поэтъ, описывая свою «нарядную» Фрину, заставляетъ ее «ребенкомъ попасть въ Парижъ», тамъ пройти высшую школу разврата и уже оттуда, во всеоружіи, пріѣхать въ Петербургъ «обирать наше будто богатое барство». Дѣйствительно, аристократія петербургскаго полусвѣта состоитъ въ значительной части изъ такихъ именно плотоядныхъ дщерей вѣтреной Франціи и, вообще, изъ заѣзжихъ иностранокъ; но среди нея есть немало и нашихъ соотечественницъ, чистокровныхъ «Катекъ» и «Сашекъ», какъ ихъ прозываютъ галантные поклонники, съ придаткомъ какимъ нибудь уличныхъ кличекъ, измышленныхъ казарменно-фривольнымъ остроуміемъ. Между этими «Катьками» бываютъ даже знаменитости, которыхъ знаетъ весь городъ, на которыхъ указываютъ пальцами во всѣхъ публичныхъ мѣстахъ и о скандалезныхъ похожденіяхъ которыхъ повѣствуются пикантные разсказы въ веселыхъ газетахъ. Прошлое у нихъ такое-же темное и безотрадное, какъ и у любой «убогой» ихъ товарки, тоскливо рыскающей по Невскому проспекту, въ то время, какъ онѣ «летятъ въ щегольскомъ экипажѣ», транжирятъ большія деньги на роскошные наряды и прихоти, возбуждая «чувство злобы и зависти тайной» въ «порядочныхъ» женщинахъ, знаются и амикошонствуютъ съ «золотой молодежью», а также съ сластолюбивыми и шаловливыми государственными мужами, обираютъ ихъ и, подъ часъ, раззоряютъ не плоше патентованныхъ парижанокъ… Не уступаютъ онѣ послѣднимъ и въ искусствѣ утонченнаго разврата, въ цинизмѣ и безстыдствѣ, и развѣ только спасуютъ передъ ними въ степени культурности и образованности, не возвышаясь въ этомъ отношеніи надъ уровнемъ кухарокъ и прачекъ.
Вообще, въ умственномъ и культурномъ отношеніи, всѣ представитедьницы полусвѣта и улицы—«убогія» и «нарядныя»,—одинаково оказываются, въ огромномъ большинствѣ, невинными до совершеннаго безграмотства и дикости, какъ это покажетъ намъ ихъ статистика, и какъ тому слѣдуетъ быть, имѣя въ виду, что просвѣщеніе служитъ однимъ изъ могущественныхъ орудій для истинной эманципаціи женщины отъ всякаго рабства.
Замѣчательно также, что какъ убогія, такъ и нарядныя всего чаще кончаютъ одинаково—болѣзнью, нищетой и равновременной смертью. Исходъ вполнѣ естественный для той, по истинѣ ужасной, «каторжной» жизни, какую приходится вести этимъ несчастнымъ изо дня въ день, среди безпросыпныхъ оргій, безсонныхъ ночей,
Поэт, описывая свою «нарядную» Фрину, заставляет ее «ребенком попасть в Париж», там пройти высшую школу разврата и уже оттуда, во всеоружии, приехать в Петербург «обирать наше будто богатое барство». Действительно, аристократия петербургского полусвета состоит в значительной части из таких именно плотоядных дщерей ветреной Франции и, вообще, из заезжих иностранок; но среди неё есть немало и наших соотечественниц, чистокровных «Катек» и «Сашек», как их прозывают галантные поклонники, с придатком каких-нибудь уличных кличек, измышленных казарменно фривольным остроумием. Между этими «Катьками» бывают даже знаменитости, которых знает весь город, на которых указывают пальцами во всех публичных местах и о скандалёзных похождениях которых повествуются пикантные рассказы в веселых газетах. Прошлое у них такое же темное и безотрадное, как и у любой «убогой» их товарки, тоскливо рыскающей по Невскому проспекту, в то время, как они «летят в щегольском экипаже», транжирят большие деньги на роскошные наряды и прихоти, возбуждая «чувство злобы и зависти тайной» в «порядочных» женщинах, знаются и амикошонствуют с «золотой молодежью», а также с сластолюбивыми и шаловливыми государственными мужами, обирают их и, подчас, разоряют не плоше патентованных парижанок… Не уступают они последним и в искусстве утонченного разврата, в цинизме и бесстыдстве, и разве только спасуют перед ними в степени культурности и образованности, не возвышаясь в этом отношении над уровнем кухарок и прачек.
Вообще, в умственном и культурном отношении, все представитедьницы полусвета и улицы — «убогие» и «нарядные», — одинаково оказываются, в огромном большинстве, невинными до совершенного безграмотства и дикости, как это покажет нам их статистика, и как тому следует быть, имея в виду, что просвещение служит одним из могущественных орудий для истинной эмансипации женщины от всякого рабства.
Замечательно также, что как убогие, так и нарядные всего чаще кончают одинаково — болезнью, нищетой и равновременной смертью. Исход вполне естественный для той, поистине ужасной, «каторжной» жизни, какую приходится вести этим несчастным изо дня в день, среди беспросыпных оргий, бессонных ночей,
