«Характеристическое явленіе нашего времени,—отзывается на тотъ-же вопросъ распространенная газета,—это именно мелочность, недоразумѣнія, раздуваемыя въ серьезныя столкновенія, яростная полемика изъ-за выѣденнаго яйца, хаотическое смѣшеніе голосовъ и потребностей, легкомысленное сомнѣніе и еще болѣе легкомысленное отношеніе къ первѣйшимъ интересамъ государственной жизни. Отсюда хапанье однихъ и бездѣйствіе другихъ, отсюда смѣшеніе понятій не только о нравственности, но о добрѣ и злѣ, отсюда предпочтеніе личнаго интереса государственному и общественному, отсюда что-то затхлое, отличающееся противной посредственностью, чѣмъ-то въ родѣ полудѣла, полумѣры, полухарактера; но все это вмѣстѣ порождаетъ вредныя шатанія, вредную апатію всюду»…
«Поврежденіе нравовъ,—съ своей обычной язвительностью бичуетъ наше время маститый сатирикъ,—усложнилось поврежденіемъ умовъ». Вдругъ всѣ понятія спутались, старыя подпорки, на которыхъ созидалась семейная и общественная нравственность рухнули; открылось широкое, просторное раздолье для разнузданныхъ похотей стяжанія, распутства и безумія. Выдвинулось «порожденіе новыхъ вѣяній времени изъ укромныхъ уголковъ, въ которыхъ оно скрывалось, и—предсталъ на судъ публики цѣлый рядъ существъ, изнемогающихъ подъ бременемъ праздности и пьяной тоски, живущихъ со дня на день, лишенныхъ всякой устойчивости для борьбы съ жизнью и не признающихъ иныхъ жизненныхъ задачъ, кромѣ удовлетворенія вожделѣній минуты»… Закралась неясность въ понятія о различіи между чужимъ и своимъ. Начались кражи вездѣ, и отъ нихъ ничто не спасаетъ: ни коллегіальные порядки, ни контроль, ни замки… Всюду вопль: «унесли!»—и «червонный валетъ» созрѣлъ, отшлифовался и выработался окончательно.
«Характеристическое явление нашего времени, — отзывается на тот же вопрос распространенная газета, — это именно мелочность, недоразумения, раздуваемые в серьезные столкновения, яростная полемика из-за выеденного яйца, хаотическое смешение голосов и потребностей, легкомысленное сомнение и еще более легкомысленное отношение к первейшим интересам государственной жизни. Отсюда хапанье одних и бездействие других, отсюда смешение понятий не только о нравственности, но о добре и зле, отсюда предпочтение личного интереса государственному и общественному, отсюда что-то затхлое, отличающееся противной посредственностью, чем-то вроде полудела, полумеры, полухарактера; но всё это вместе порождает вредные шатания, вредную апатию всюду»…
«Повреждение нравов, — с своей обычной язвительностью бичует наше время маститый сатирик, — усложнилось повреждением умов». Вдруг все понятия спутались, старые подпорки, на которых созидалась семейная и общественная нравственность рухнули; открылось широкое, просторное раздолье для разнузданных похотей стяжания, распутства и безумия. Выдвинулось «порождение новых веяний времени из укромных уголков, в которых оно скрывалось, и — предстал на суд публики целый ряд существ, изнемогающих под бременем праздности и пьяной тоски, живущих со дня на день, лишенных всякой устойчивости для борьбы с жизнью и не признающих иных жизненных задач, кроме удовлетворения вожделений минуты»… Закралась неясность в понятия о различии между чужим и своим. Начались кражи везде, и от них ничто не спасает: ни коллегиальные порядки, ни контроль, ни замки́… Всюду вопль: «унесли!» — и «червонный валет» созрел, отшлифовался и выработался окончательно.
