Немалое время я просидела, пока вышли господа. Пан тогда глядь на меня.
— А что ты сидишь здесь, Устинька? — спросил он. — Обедала ты? Эй! — крикнул он бородачу-хозяину, который тут же, на крыльце, деньги на ладони считал да побрякивал ими. — Дайте девке пообедать.
Хозяин сунул деньги в карман да и побежал.
— Что это? Что это? — всполохнулась пани. — Мы дожидаться станем?
— Да как же, душа моя? — отвечал пан. — Ведь она голодна, да и назяблась вволю.
— Так что же? Они ко всему этому привычны. А мы опоздаем, я бояться буду.
— Беги, девушка, да поскорее! — говорит мне пан. — Не замешкайся,, чтоб не дожидаться тебя.
Пани покраснела по самые волосы:
— Пора ехать!..
— Да ведь она голодна, сердце мое. Посмотри на нее, как она озябла.
— Я озябла, я озябла, я, я! — И уж как она на это я напирала! — Садись! — загремела она на меня и сама вскочила в возок.
Пан изумился, не знает, что думать, что сказать, стоит да глазами хлопает.
— Что ж,— спрашивает пани, — скоро?
Он сел возле нее, сердечный! А бородач-хозяин:
— Девке обедать не прикажете?
Долгонько говорили промеж собою господа, а еще дольше молчали.
В сумерки доплелись мы до хутора. В хуторских хатах кое-где огонек виднелся. Проехали мы улицей, остановились возле дома. На крыльце стоят кучкой люди со свечами, с хлебом святым, кланяются, приветствуют молодых.
— Спасибо, спасибо вам, — говорит пан и принимает хлеб на свои руки. — Привез я вам пани молодую: понравится ли она вам?
А сам смеется, радуется: кому бы такая королева не понравилась?
А пани как глянет на него, так даже искры из глаз у нее посыпались, в лице изменилась. Люди к ней, чтоб по-своему ее приветствовать, а она выхватила у одного из рук свечку, да и шмыг в двери. Люди так от нее и прыснули во все стороны, ничего пану не ответили.
