Страница:Иннокентий Анненский - Книга отражений, 1906.pdf/89

вость, объ этомъ спутанно, но одушевленно говорить Никонъ въ сценѣ перваго дѣйствія. Разносчикъ, на- оборотъ, долженъ брать не способностями, а умѣньемъ поладить, аккуратностью, расчетливостью; у него нѣтъ импульса для самосовершенствованія, вся его энергія уходитъ на процессъ наконленія. За то разносчикъ. вообще торговецъ, скорѣе явится человѣкомъ положи- тельнымъ, семейственнымъ. Въ самой рѣчи Ананія Яко- влева чувствуется и нѣкоторая книжность; видимо, что это человѣкъ, который въ свободный минуты не ша- тался по трактирамъ, и не набирался словечекъ сто- личнаго пролетаріата и „бывшихъ людей", а сидѣлъ у себя гдѣ-нибудь за досчатой переборкой мезонинчика на Лиговкѣ или Ямской и читалъ закапанную воскомъ книгу, взятую отъ какого-нибудь старообрядца въ мѣд- ныхъ очкахъ. Но Ананій Яковлевъ вовсе не какой-нибудь ханжа, церковникъ, который-бы говорилъ только о сиасеніи души, да объ архіерейскихъ пѣвчихъ. Онъ цѣнитъ столицу за вполнѣ понятныя ему блага цивилизаціи, сила пара для него то-же, что и для насъ; идеалъ его, правда, не высокъ, но въ простотѣ сердца и любя свою Лизавету онъ хотѣлъ-бы водить ее въ шелкахъ, и чтобы она была не хуже, а лучше другихъ людей, хотя это. „лучше" наивно рисуется ему въ видѣ купчихи, безперечь пьющей чай. Привыкшій къ своего рода по- литичности и обхожденію съ людьми, по натурѣ чуждый всякаго трактирнаго романтизма, Ананій Яковлевъ пуще всего боится ссоры, шумныхъ объясненій; когда Никонъ глупо выбалтываетъ страшную тайну его семьи, Ананій Яковлевъ не гонитъ этого надоѣдливаго мужиченки. Ананій Яковлевъ ужасно-бы хотѣлъ, чтобы все это, каісъ пьяный вздоръ, можно было смести съ крошками со скатерти стола. Когда Матрена, а затѣмъ и Лизавета,

подтверждаютъ ему справедливость словъ Никона, Ана-