45 ствовать, что такое настроеніе: вспомните только сонъ Раскольникова въ его „каютѣ" и потомъ, когда онъ проснулся, закатъ въ стеклахъ и бьющуюся между ними муху, или еще то раннее утро, когда Свидригайловъ ощупывалъ въ карманѣ револьверъ, а на него глядѣли закрытыми ставнями желтые домишки Петербургской стороны, еще скользкіе отъ ночного тумана. Никто сильнѣе Достоевскаго не умѣлъ внести въ самую пошлую и отрезвляющую обыденность—фантазіи самой безумной, или, съ другой стороны, свести смѣ- лый романтическій полетъ къ безнадежно-осязательной реальности. Его Подростокъ *) говорить, что ему сто разъ среди утренняго Петербургскаго тумана задавалась странная, но навязчивая греза: „А что какъ разлетится этотъ туманъ и уйдеть кверху, не уйдеть-ли, съ нимъ вмѣ- стѣ, и весь этотъ гнилой, склизлый городъ, подымется съ туманомъ и исчезнетъ, какъ дымъ, и останется прежнее финское болото". Для второго-же случая возьмите бездну вѣчности, которую Достоевскій сводить къ деревенской банѣ съ пауками по угламъ. Но давая намъ переживать цѣлый рядъ настроеній, тотъ-же Достоевскій никогда не дѣ- лалъ настроенія центромъ, сутью и смысломъ не только цѣлаго созданія, но даже отдѣльной сцены, частной ситуаціи какого-либо изъ своихъ романовъ. Сильнѣйшіе изъ психологическихъ символовъ бро- сались Достоевскимъ мимоходомъ, и часто ихъ прихо- дится разыскивать теперь, гдѣ-нибудь въ сравненіяхъ, среди складокъ разсказа,—такъ мало значенія прида- валъ имъ самъ писатель. Божественная сила духа, вѣющаго въ людяхъ, гдѣ онъ хочетъ, и безмѣрность человѣческаго страданія.
- ) Изд. 1884-85 гг. т. IV, ч. II, стр. 79.
