Машина стучит настойчиво и пожирает хлебную труху, как проголодавшееся чудовище.
Сначала утомительно. Потом трудно. Потом удивительно трудно… Потом — невыносимо.
Решили каждый делать по сто оборотов, по очереди. Когда наступает моя очередь, иду как на казнь. Мускулы ноют, шея болит, вся одежда в соломенной пыли. Пот. Зной.
Через два часа работы все почти в изнеможении.
А куча, которую нужно веять, не уменьшается, подлая…
О, как жаль, что мы вчера нагармановали так много!
Еле-еле дотягиваем до обеда. Куча худеет, худеет и постепенно сходит на нет.
Выпиваем в лавочке три бутылки чего-то жуткого, называющегося квасом, и отправляемся обедать. Едим, как голодные волки. Устали адски, но все же удовлетворены.
После обеда находим силы опять отправиться на работу.
После обеда работа сравнительно пустяшная — таскать пятипудовые мешки с зерном в сарай.
Появляется третий сын нашей хозяйки — Кузя. Ему одиннадцать лет. Он кончает народное училище и мечтает попасть в гимназию.
В соломе мелькают детские головки.
V
Раннее утро. Солнце еще очень низко — только что встало и спросонья, заспанное, улыбается сырой от росы земле. Небо бледное и чистое. Облака еще не успели подняться над степью. Низины и овраги налиты синим, заревым паром, и синие дымы поднимаются из труб мазанок высокими столбами.
Еще накануне вечером, когда мы «зашабашили», хозяйка сказала нам:
— От, господа, завтра я с утра еду в город — мужа провожаю на войну. Так уж вы, пожалуйста, похозяйничайте без меня. Управитесь сами?
— Управимся.
— А лошадей запрячь сможете?
В жизни никогда лошадей мы не запрягалн, но все же торжественно ответили:
,_стр._13.jpg&oldid=5141067){kind=link}