ѣдутъ посмотрѣть корабль, и мы дадимъ завтракать...
Да что бы ты былъ у меня въ полномъ парадѣ... Понялъ?
— Есть!
— Чтобы чистая рубаха... Побрейся и обуйся. Нельзя босому подавать важной дамѣ. Скажутъ: грубая матрозня! — не безъ ироніи вставилъ адмиралъ и прибавилъ: — Да смотри, идолъ, рукой не сморкайся...
— Не оконфузю, Максимъ Иванычъ! — увѣренно и не безъ горделивости отвѣтилъ Сусликъ.
И въ черноволосой коротко остриженной его головѣ промелькнула мысль:
«Ты-то не оконфузь своимъ языкомъ!»
— Ты у меня вѣстовщина съ башкой! То-то черти играли въ свайку на твоей чортовой рожѣ.
— Не бойсь, по своему матросскому разсудку могу обмозговать и марсалу завтра подамъ къ столу, дарма что по-столичному не подаютъ...
Адмиралъ засмѣялся.
— Смѣтливъ ты, Сусликъ, когда трезвый! — произнесъ онъ.
— Я только отпущенный вами на берегъ занимаюсь виномъ... И рѣдко! — угрюмо и сердито промолвилъ вѣстовой, хорошо зная, какъ основательно онъ «занимается» во время рѣдкихъ отлучекъ на берегъ и какія бывали съ нимъ раздѣлки отъ адмирала, когда онъ, случалось, очень «намарсаливался».
— Ты, Сусликъ, не вороти рожи... Я къ слову...
— Такъ прикажете принести графинъ марсалы, Максимъ Иванычъ?
— Молодчина! Догадался, башка, попотчивать адмирала. Давай да попроси капитана.
