у стола, съ наслажденіемъ затягивался изъ трубки крѣпкимъ и вкуснымъ сухумскимъ табакомъ по рублю за око 1), и по-временамъ насмѣшливая улыбка свѣтилась въ его маленькихъ острыхъ глазахъ.
Вѣстовой хотѣлъ-было уйти, какъ адмиралъ сказалъ:
— Подожди, Сусликъ!
— Есть! — отвѣтилъ Сусликъ и притулился у двери въ спальную.
Адмиралъ молчалъ, покуривая трубку.
— «А то гаванскую сигару, адмиралъ?» — вдругъ проговорилъ онъ, стараясь измѣнить и смягчить свой рѣзкій голосъ, нѣсколько гнусавя и протягивая слова, словно передразнивалъ кого-то.
Адмиралъ усмѣхнулся и уже продолжалъ своимъ голосомъ въ добродушно ироническомъ тонѣ:
— И марсалы не подавали за обѣдомъ у его свѣтлости князя Собакина... Да-съ... Высокая государственная особа-съ пріѣхала въ нашъ Севастополь... Первый аристократъ-съ... Разговоръ на дипломатіи... Одна деликатность... Гляди, молъ, моряки, какіе вы грубые и необразованные... И все го-сотерны, го-лафиты... А шампанское послѣ супа пошло... А послѣ пирожнаго тутъ же ротъ полощи... Аглицкая мода... Плюй при публикѣ, а громко сказать неприлично-съ...
— Понялъ, Сусликъ?
— Точно такъ, Максимъ Иванычъ.
— Такихъ не видалъ, Сусликъ?
— Не доводилось, Максимъ Иванычъ.
— Завтра покажу. Его свѣтлость и дочка его прі-
1) Три фунта.
