выхъ выпиленныхъ рамкахъ, сдѣланныхъ однимъ матросомъ за «спасибо» боцмана, были развѣшаны въ соотвѣтствующемъ порядкѣ на переборкѣ противъ койки, аккуратно покрытой сѣрымъ байковымъ одѣяломъ, съ двумя взбитыми подушками въ бѣлыхъ наволокахъ въ изголовьи.
А надъ койкой, на дешевомъ коврѣ, красовался въ голубой рамкѣ съ нарисованными незабудками фотографическій кабинетный портретъ молодой женщины съ миловиднымъ лицомъ и топорной фигурой, съ растопыренными пальцами непомѣрно большихъ рукъ, выставленныхъ несомнѣнно ради колецъ, съ брошкой на короткой шеѣ и съ серьгами въ ушахъ.
Нечего и говорить, что эта дама въ нарядномъ платьѣ и въ шляпкѣ съ перьями была супругой боцмана Жданова.
Онъ ничѣмъ не напоминалъ боцмановъ стараго времени, этихъ смѣлыхъ моряковъ, свершавшихъ геройскіе поступки, не догадываясь о своемъ геройствѣ, отчаянныхъ ругателей, безшабашныхъ пьяницъ на берегу и огрубѣлыхъ, но не злыхъ, которые не чуждались такихъ же безправныхъ матросовъ, какъ и они сами, и, разумѣется, считали ихъ товарищами и «кляузы» по начальству считали дѣломъ недостойнымъ боцмана.
Къ тому же и знали, что матросскій линчъ усмиритъ боцмана, коли онъ несправедливый и звѣрствуетъ въ «боѣ».
Ждановъ — боцманъ новыхъ временъ и, разумѣется, несравненно культурнѣе.
Это былъ молодой человѣкъ лѣтъ тридцати, невысокаго роста, плотный, склонный къ полнотѣ, франтовато одѣтый, понимающій «обращеніе» и не говорящій
