чѣмъ другіе. Но, по мѣрѣ того какъ день склонялся къ вечеру, мать не отвѣчала на его жалобный зовъ, и его крошечный желудокъ сталъ требовать еще чего-то, кромѣ травы и воды; онъ постигъ всю глубину своего несчастія и заблеялъ еще жалобнее.
Наступившая ночь застала его холоднымъ и голоднымъ. Ему оставалось прижаться къ кому-нибудь или замерзнуть. Никто не обращалъ на него вниманія, только Спейкердо, повидимому, новая руководительница, разъ или два отвѣтила на его зовъ. Онъ почти случайно очутился около нея, когда она ложилась, и пригрѣлся къ ней вмѣстѣ съ маленькимъ Рогачомъ, своимъ бывшимъ врагомъ.
Утромъ Спейкердо до нѣкоторой степени уже считала его своимъ. Потеревшись о Рогача, онъ заимствовалъ его запахъ. И, когда Рогачъ вмѣсто завтрака принялся за теплое молоко, несчастный голодный Кринкльгорнъ взялъ на себя смѣлость
чем другие. Но по мере того как день склонялся к вечеру, мать не отвечала на его жалобный зов и его крошечный желудок стал требовать ещё чего-то, кроме травы и воды; он постиг всю глубину своего несчастья и заблеял ещё жалобнее.
Наступившая ночь застала его холодным и голодным. Ему оставалось прижаться к кому-нибудь или замёрзнуть. Никто не обращал на него внимания, только Спейкердо, по-видимому, новая руководительница, раз или два ответила на его зов. Он почти случайно очутился около неё, когда она ложилась, и пригрелся к ней вместе с маленьким Рогачом, своим бывшим врагом.
Утром Спейкердо до некоторой степени уже считала его своим. Потеревшись о Рогача, он заимствовал его запах. И когда Рогач вместо завтрака принялся за тёплое молоко, несчастный голодный Кринкльгорн взял на себя смелость
