стію, хотя съ крайнею нуждою, но пролѣзъ, оборвавъ пуговицы у сюртука, соскочивъ на стѣну, съ стѣны на валъ, съ валу на землю, всего летѣлъ сажень до восьми — и отъ этихъ трехъ прыжковъ такъ отбилъ себѣ ноги, что насилу могъ встать. Тутъ попался мнѣ одинъ Московскій купецъ, который также за мною прыгалъ, но, будучи поздоровѣе меня, помогъ мнѣ подняться съ земли; я прошу его, чтобъ онъ не оставилъ меня; онъ столь добродушенъ, что, взявъ за руку, повелъ, помогая идти; но куда же еще идти? Французы вездѣ заняли дороги; съ лѣвой стороны Никитскую улицу Французская колонна занимаетъ, съ правой по Тверской другая тоже занимаетъ; что дѣлать и куда спастись? противу Арсенала желѣзные ряды; мы туда потихоньку пробрались и зашли во внутренность ряда; тутъ былъ пустой трактиръ, мы въ него и спрятались было, но, пробывъ четверть часа и отдохнувъ, товарищъ мой, который не оставлялъ меня, сказалъ, что намъ въ этомъ мѣстѣ худое спасеніе, и мы опять вышли изъ онаго въ переулочекъ ряда, гдѣ набралось народу довольно; побродивши взадъ и впередъ, не знали, какъ изъ онаго выбраться; бывши въ такой нерѣшимости, вдругъ въѣхалъ къ намъ Французскій офицеръ и одинъ, безъ обнаженной сабли, но, увидавши насъ въ довольномъ числѣ и всѣхъ вооруженныхъ, у кого ружье, у другаго сабля, а у инаго пистолеты, и самъ обнажилъ саблю и закричалъ: але! т. е. чтобъ мы бросили оружіе и выходили на большую улицу; мы съ товарищемъ, видя, что дѣло худое, завернулись въ маленькой проходъ изъ этого ряда на улицу; я подбѣжалъ къ уголку и, выглядывая изъ-за онаго, вижу, что одна колонна, проходя по Тверской, оканчивалась; кликнувъ товарища, рѣшились перебѣжать чрезъ дорогу; но только что вышли на половину дороги, видимъ другую колонну, вступающую въ Воскресенскіе ворота, а передъ нею везутъ двѣ пушки; что дѣлать? воротиться уже было
стию, хотя с крайнею нуждою, но пролез, оборвав пуговицы у сюртука, соскочив на стену, с стены на вал, с валу на землю, всего летел сажень до восьми — и от этих трех прыжков так отбил себе ноги, что насилу мог встать. Тут попался мне один московский купец, который также за мною прыгал, но, будучи поздоровее меня, помог мне подняться с земли; я прошу его, чтоб он не оставил меня; он столь добродушен, что, взяв за руку, повел, помогая идти; но куда же еще идти? Французы везде заняли дороги; с левой стороны Никитскую улицу французская колонна занимает, с правой по Тверской другая тоже занимает; что делать и куда спастись? Противу Арсенала железные ряды; мы туда потихоньку пробрались и зашли во внутренность ряда; тут был пустой трактир, мы в него и спрятались было, но, пробыв четверть часа и отдохнув, товарищ мой, который не оставлял меня, сказал, что нам в этом месте худое спасение, и мы опять вышли из оного в переулочек ряда, где набралось народу довольно; побродивши взад и вперед, не знали, как из оного выбраться; бывши в такой нерешимости, вдруг въехал к нам французский офицер и один, без обнаженной сабли, но, увидавши нас в довольном числе и всех вооруженных, у кого ружье, у другого сабля, а у иного пистолеты, и сам обнажил саблю и закричал: «Але!» — то есть, чтоб мы бросили оружие и выходили на большую улицу; мы с товарищем, видя, что дело худое, завернулись в маленькой проход из этого ряда на улицу; я подбежал к уголку и, выглядывая из-за оного, вижу, что одна колонна, проходя по Тверской, оканчивалась; кликнув товарища, решились перебежать чрез дорогу; но только что вышли на половину дороги, видим другую колонну, вступающую в Воскресенские ворота, а перед нею везут две пушки; что делать? Воротиться уже было
