несчастію была она уведена, не знаю кѣмъ, на край лѣваго фланга. Адъютантъ мой едва достигъ двухъ Кирасирскихъ полковъ и, воротивъ оные, привелъ немедленно ко мнѣ. Между тѣмъ непріятель началъ уже нападеніе, съ частью своей кавалеріи занималъ онъ нашу, а съ другою врубился въ 24-ую дивизію, употребленную для прикрытія батарей на высотѣ центра. Непріятель опрокинулъ оную и облегчилъ тѣмъ атаку пѣхотнымъ колоннамъ, подвинувшимся тогда съ другой стороны. Высота съ частью артиллеріи была взята штурмомъ, и 24-ая дивизія возвратилась въ величайшемъ смятеніи, но была немедленно остановлена и построена. Тогда непріятельская кавалерія соединенными силами устремилась на нашу пѣхоту. Я предвидѣлъ уже минуту рѣшенія нашей участи. Кавалерія моя была недостаточна къ удержанію сей громады непріятельской, и я не смѣлъ вести ее противъ непріятеля, полагая, что будетъ опрокинута и въ разстройствѣ притѣснена къ пѣхотѣ. Всю свою надежду полагалъ на храбрую пѣхоту и артиллерію, содѣлавшихся въ сей день безсмертными. Обѣ исполнили мое ожиданіе, непріятель былъ пріостановленъ. Въ сію затруднительную минуту прибыли на рысяхъ два Гвардейскіе Кирасирскіе полка, я указалъ имъ непріятеля и они съ рѣдкою неустрашимостью устремились въ атаку, полки: Сумскій, Маріупольскій и Оренбургскій Драгунскій послѣдовали за ними, Псковскій Драгунскій и Изюмскій Гусарскій, также отряженные безъ моего о томъ свѣдѣнія, прибыли тогда подъ начальствомъ генерала Корфа. Я поставилъ ихъ въ резервѣ. Тогда началась кавалерійская битва изъ числа упорнѣйшихъ, когда либо случавшихся. Непріятельская и наша конница поперемѣнно другъ друга опрокидывали, потомъ строились они подъ покровительствомъ артиллеріи и пѣхоты; наконецъ, наша успѣла съ помощію конной артиллеріи и пѣхоты въ обращеніи непріятельской кавалеріи въ бѣгство; она
несчастию была она уведена, не знаю кем, на край левого фланга. Адъютант мой едва достиг двух кирасирских полков и, воротив оные, привел немедленно ко мне. Между тем неприятель начал уже нападение, с частью своей кавалерии занимал он нашу, а с другою врубился в 24-ю дивизию, употребленную для прикрытия батарей на высоте центра. Неприятель опрокинул оную и облегчил тем атаку пехотным колоннам, подвинувшимся тогда с другой стороны. Высота с частью артиллерии была взята штурмом, и 24-я дивизия возвратилась в величайшем смятении, но была немедленно остановлена и построена. Тогда неприятельская кавалерия соединенными силами устремилась на нашу пехоту. Я предвидел уже минуту решения нашей участи. Кавалерия моя была недостаточна к удержанию сей громады неприятельской, и я не смел вести ее против неприятеля, полагая, что будет опрокинута и в расстройстве притеснена к пехоте. Всю свою надежду полагал на храбрую пехоту и артиллерию, соделавшихся в сей день бессмертными. Обе исполнили мое ожидание, неприятель был приостановлен. В сию затруднительную минуту прибыли на рысях два гвардейские кирасирские полка, я указал им неприятеля и они с редкою неустрашимостью устремились в атаку, полки: Сумский, Мариупольский и Оренбургский драгунский последовали за ними, Псковский драгунский и Изюмский гусарский, также отряженные без моего о том сведения, прибыли тогда под начальством генерала Корфа. Я поставил их в резерве. Тогда началась кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся. Неприятельская и наша конница попеременно друг друга опрокидывали, потом строились они под покровительством артиллерии и пехоты; наконец, наша успела с помощию конной артиллерии и пехоты в обращении неприятельской кавалерии в бегство; она
