и болѣе ничего не увидите, какъ обрушившіяся зданія и обгорѣвшія трубы; я думаю, что и десятой части не осталось цѣлой, — куда ни пойдешь и посмотришь, одинъ ужасъ только беретъ; храмовъ Божіихъ также самая малая часть осталась, въ коихъ можно производить службу; а прочіе либо сгорѣли до основанія, либо Французами осквернены; вообразите себѣ! какую мерзость они въ оныхъ не дѣлали? сами какъ свиньи жили въ алтаряхъ, а во многихъ лошадей ставили вмѣсто конюшенъ; — да что они дѣлали, никакъ нельзя описать, изъ женскихъ монастырей многихъ монахинь съ собою вездѣ таскали, да и вообразить нельзя, что только дѣлали.
и более ничего не увидите, как обрушившиеся здания и обгоревшие трубы; я думаю, что и десятой части не осталось целой, — куда ни пойдешь и посмотришь, один ужас только берет; храмов божиих также самая малая часть осталась, в коих можно производить службу; а прочие либо сгорели до основания, либо французами осквернены; вообразите себе! какую мерзость они в оных не делали? Сами как свиньи жили в алтарях, а во многих лошадей ставили вместо конюшен; — да что они делали, никак нельзя описать, из женских монастырей многих монахинь с собою везде таскали, да и вообразить нельзя, что только делали.
