Страница:Избранные стихотворения Людвига Кондратовича.pdf/118

XXII.
Мой недугъ проходитъ тихо медленной чредой,
Неотступно дефиниторъ и отецъ со мной:
Этотъ въ сердцѣ озабоченъ сыномъ дорогимъ,
Тотъ, какъ добрый христіанинъ, ходитъ за больнымъ.
Хуже-ль, лучше-ль мнѣ, усну ли, встану ли когда.
Старцы добрые безсмѣнно сторожатъ всегда.
Думъ моихъ унылыхъ, мрачныхъ, чтобъ разсѣять рой,
Старики играютъ въ карты, въ шахматы со мной.
Но отецъ мой что-то блѣденъ, скорбь въ душѣ таитъ,
Даже Троцкій воевода имъ давно забытъ,
А когда въ марьяжъ порою сядемъ вечеркомъ,
Невпопадъ, игру мѣшая, сходитъ онъ тузомъ...
Но когда-то встарь, я помню, былъ онъ не таковъ
И обыгрывалъ, бывало, лучшихъ игроковъ.
Думу крѣпкую, какъ видно, онъ душой таилъ,
Даже кубокъ съ крѣпкимъ медомъ, что, бывало, пилъ,
Остается непочатымъ и напрасно ждетъ...
Медъ же шведскаго погрома, — старый, крѣпкій медъ
Въ нашемъ погребѣ хранился.
Что съ отцемъ моимъ?
На ксендза онъ робко смотритъ, будто хочетъ съ нимъ
Подѣлиться тайной думой, видно по всему,
Только силы не хватаеть все сказать ему...
—„Ксендзъ почтенный! — наконецъ-то молвилъ мой отецъ,