Прощайте, мои дорогіе, мои незабвенные. Вы меня просили не торопиться умирать, и дѣйствительно не торопятся меня убивать. Съ тѣхъ поръ, какъ я попалъ за рѣшетку, у меня не было ни одной минуты желанія какъ нибудь сохранить жизнь. Революція дала мнѣ счастье, которое выше жизни, и вы понимаете, что моя смерть — это только очень слабая моя благодарность ей. Я считаю свою смерть послѣднимъ протестомъ противъ міра крови и слезъ и могу только сожалѣть о томъ, что у меня есть только одна жизнь, которую я бросаю, какъ вызовъ самодержавію. Я твердо надѣюсь, что наше поколѣніе съ Боевой Организаціей во главѣ покончитъ съ самодержавіемъ.
Я хотѣлъ бы только, чтобы никто не подумалъ обо мнѣ дурно, чтобы вѣрили въ искренность моихъ чувствъ и твердость моихъ убѣжденій до конца. Помилованіе я считалъ бы позоромъ. Простите, если въ моемъ поведеніи внѣ партійныхъ интересовъ были какія либо неровности. Я пережилъ довольно острой муки по поводу нелѣпыхъ слуховъ о свиданіи съ вел. княгиней, которыми меня растравляли въ тюрьмѣ. Я думалъ, что я опозоренъ... Какъ только я получилъ возможность писать, я написалъ письмо в. к., считая ее виновницей сплетни. Потомъ, послѣ суда, мнѣ было непріятно, что я нарушилъ свою корректность къ в. к... На судѣ я перешелъ въ наступленіе не вслѣдствіе аффекта, а потому, что не видѣлъ другого смысла: судьи и особенно предсѣдатель — дѣйствительно мерзавцы, и мнѣ просто противно открывать что нибудь имъ изъ моей души, кромѣ ненависти... Въ кассаціонной жалобѣ я старался провести строго партійный взглядъ и думаю, что ничѣмъ не повредилъ интересамъ партіи своими заявленіями на судѣ. Я заявилъ, что убійство вел. князя есть обвинительный актъ противъ правительства и царскаго дома. Поэтому въ приговорѣ вставлено „дядя Е. В.“ Я написалъ въ кассаціонной жалобѣ, что въ дѣлѣ противъ в. к. мнѣ не было нужды дѣйствовать противъ личности царя, какъ племян-
Прощайте, мои дорогие, мои незабвенные. Вы меня просили не торопиться умирать, и действительно не торопятся меня убивать. С тех пор, как я попал за решетку, у меня не было ни одной минуты желания как-нибудь сохранить жизнь. Революция дала мне счастье, которое выше жизни, и вы понимаете, что моя смерть — это только очень слабая моя благодарность ей. Я считаю свою смерть последним протестом против мира крови и слез и могу только сожалеть о том, что у меня есть только одна жизнь, которую я бросаю, как вызов самодержавию. Я твердо надеюсь, что наше поколение с Боевой Организацией во главе покончит с самодержавием.
Я хотел бы только, чтобы никто не подумал обо мне дурно, чтобы верили в искренность моих чувств и твердость моих убеждений до конца. Помилование я считал бы позором. Простите, если в моем поведении вне партийных интересов были какие-либо неровности. Я пережил довольно острой муки по поводу нелепых слухов о свидании с вел. княгиней, которыми меня растравляли в тюрьме. Я думал, что я опозорен... Как только я получил возможность писать, я написал письмо в. к., считая ее виновницей сплетни. Потом, после суда, мне было неприятно, что я нарушил свою корректность к в. к... На суде я перешел в наступление не вследствие аффекта, а потому, что не видел другого смысла: судьи и особенно председатель — действительно мерзавцы, и мне просто противно открывать что-нибудь им из моей души, кроме ненависти... В кассационной жалобе я старался провести строго партийный взгляд и думаю, что ничем не повредил интересам партии своими заявлениями на суде. Я заявил, что убийство вел. князя есть обвинительный акт против правительства и царского дома. Поэтому в приговоре вставлено „дядя Е. В.“ Я написал в кассационной жалобе, что в деле против в. к. мне не было нужды действовать против личности царя, как племян-
