цѣ дворянства сорокъ тысячъ даровыхъ полицеймейстеровъ». Не сорокъ тысячъ, а сорокъ милліоновъ даровыхъ полицеймейстеровъ нужно для того, чтобы твердо держался государственный строй. Надо, чтобы все общество дорожило своимъ правопорядкомъ, чтобы правительство имѣло не только авторитетъ силы, но и силу авторитета. Надо, чтобы каждый могъ сказать: «государство — это я»; чтобы въ посягательствѣ на государственный строй каждый видѣлъ нарушеніе своихъ личныхъ правъ. Не думайте, что если вы справляетесь съ уголовной преступностью, то этимъ вы обязаны полиціи, каторгѣ и тюрьмамъ. Нѣтъ, здѣсь, въ этой борьбѣ, вы опираетесь на силу общественнаго мнѣнія, на весь авторитетъ его осужденія. Безъ этого лучшая полиція — только армія столь же дорогихъ, сколь и безполезныхъ чиновниковъ. Не странно ли? — Вы держите Каляева въ своихъ рукахъ, въ тюрьмахъ есть его карточки, въ департаментѣ полиціи — цѣлый кондуитъ его политическаго прошлаго, и вы безсильны установить его личность. Человѣкъ не иголка, у Каляева въ его скитаніяхъ были сотни знакомыхъ, не могли же они не замѣтить его исчезновенія. И никто не ударилъ палецъ о палецъ, чтобы помочь вамъ. Грозный симптомъ, страшное предостереженіе.
Наша внутренняя политика не только создаетъ революціонныя партіи, съ особенной заботливостью она вербуетъ и рекрутъ для революціионной борьбы. Прочтите біографіи Сазонова, Каляева, Гершуни, имена ихъ ты, Господи, вѣси.... Не кажется-ли вамъ, что всѣ эти люди выковывались однимъ молотомъ? Еврей Гершуни, сынъ уфимскаго лѣсопромышленника Сазоновъ, сынъ околоточнаго надзирателя противоположнаго конца Россіи Каляевъ, — какая «смѣсь именъ и лицъ, племенъ, названій, состояній». А между тѣмъ вы читаете ихъ біографіи, какъ повѣсть одного и того же автора. Зачеркните имена и вы можете печатать бланки для біографіи члена Боевой Организаціи.
Въ первый разъ мы знакомимся съ Каляевымъ въ 99 году. Мы его встрѣчаемъ на сходкахъ петербургскихъ студентовъ. Онъ переживаетъ періодъ ничѣмъ еще не омраченныхъ свѣтлыхъ мечтаній, стремленія къ общечеловѣческому счастью. Онъ весь въ студенческой товарищеской семьѣ, въ средѣ горячихъ головъ и благородныхъ сердецъ нашего юношества. И вотъ въ одинъ день или, вѣрнѣе сказать, однажды ночью властный стукъ въ двери одинокой студенческой комнаты. Каляева арестуютъ. Тюрьма. Гласный надзоръ полиціи въ Екатеринославѣ. Оттуда въ департаментъ полиціи идетъ донесеніе мѣстнаго жандармскаго управленія: «Каляевъ сходится съ лицами, заподозрѣнными въ участіи въ соціалъ-демократической партіи». Неужели можно было ожидать что либо иное? Взяли разгоряченнаго юношу, выхватили его изъ есте-
це дворянства сорок тысяч даровых полицеймейстеров». Не сорок тысяч, а сорок миллионов даровых полицеймейстеров нужно для того, чтобы твердо держался государственный строй. Надо, чтобы все общество дорожило своим правопорядком, чтобы правительство имело не только авторитет силы, но и силу авторитета. Надо, чтобы каждый мог сказать: «государство — это я»; чтобы в посягательстве на государственный строй каждый видел нарушение своих личных прав. Не думайте, что если вы справляетесь с уголовной преступностью, то этим вы обязаны полиции, каторге и тюрьмам. Нет, здесь, в этой борьбе, вы опираетесь на силу общественного мнения, на весь авторитет его осуждения. Без этого лучшая полиция — только армия столь же дорогих, сколь и бесполезных чиновников. Не странно ли? — Вы держите Каляева в своих руках, в тюрьмах есть его карточки, в департаменте полиции — целый кондуит его политического прошлого, и вы бессильны установить его личность. Человек не иголка, у Каляева в его скитаниях были сотни знакомых, не могли же они не заметить его исчезновения. И никто не ударил палец о палец, чтобы помочь вам. Грозный симптом, страшное предостережение.
Наша внутренняя политика не только создает революционные партии, с особенной заботливостью она вербует и рекрутов для революциионной борьбы. Прочтите биографии Сазонова, Каляева, Гершуни, имена их ты, Господи, веси.... Не кажется ли вам, что все эти люди выковывались одним молотом? Еврей Гершуни, сын уфимского лесопромышленника Сазонов, сын околоточного надзирателя противоположного конца России Каляев, — какая «смесь имен и лиц, племен, названий, состояний». А между тем вы читаете их биографии, как повесть одного и того же автора. Зачеркните имена и вы можете печатать бланки для биографии члена Боевой Организации.
В первый раз мы знакомимся с Каляевым в 99 году. Мы его встречаем на сходках петербургских студентов. Он переживает период ничем еще не омраченных светлых мечтаний, стремления к общечеловеческому счастью. Он весь в студенческой товарищеской семье, в среде горячих голов и благородных сердец нашего юношества. И вот в один день или, вернее сказать, однажды ночью властный стук в двери одинокой студенческой комнаты. Каляева арестуют. Тюрьма. Гласный надзор полиции в Екатеринославе. Оттуда в департамент полиции идет донесение местного жандармского управления: «Каляев сходится с лицами, заподозренными в участии в социал-демократической партии». Неужели можно было ожидать что-либо иное? Взяли разгоряченного юношу, выхватили его из есте-
