виду заявить на несостоявшемся второмъ свиданіи съ Вами.
Ваше посѣщеніе, имѣвшее мѣсто при интимной обстановкѣ, 7-го февраля, было для меня такой неожиданностью. Я не звалъ Васъ, Вы сами пришли ко мнѣ. Вы пришли ко мнѣ со своимъ горемъ и слезами, и я не оттолкнулъ Васъ отъ себя, непрошенную гостью изъ вражьяго стана. Вы были такъ безпомощны въ несчастьи, быть можетъ, впервые постучавшемся въ Ваше сердце съ крикомъ ужаса жизни, который насъ всѣхъ окружаетъ. Вы были такъ безсильны въ ничтожествѣ своего развѣнчаннаго величія передъ лицомъ карающаго рока.
Впервые членъ императорской фамиліи склонилъ передъ народнымъ мстителемъ свою голову, отягченную преступленіями династіи.
Но я не оттолкнулъ Васъ отъ себя и по другимъ, болѣе интимнымъ побужденіямъ. Вы раздѣлили со мной успѣхъ моего дѣла. Будь Вы въ каретѣ, Вы такъ же погибли бы. Но лишеніе васъ жизни не входило въ планъ дѣйствія Боевой Организаціи, и Ваша смерть была бы ненужной случайностью, противъ которой Организація шла обдуманно. Съ этой точки зрѣнія интересовъ Организаціи, я, тая въ себѣ ненависть ко всему царствующему дому, думалъ о Васъ, «молился за Васъ». Да, я молитвенно не желалъ вашей гибели въ той же степени сознанія, въ какой я сдѣлалъ все, отъ меня зависящее, для того, чтобы обезпечить себѣ успѣхъ нападенія на великаго князя. То обстоятельство, что Вы остались въ живыхъ, это также моя побѣда, которой, послѣ убійства великаго князя, я былъ радъ вдвойнѣ.
Вы знали объ этомъ, и мнѣ думалось съ перваго же момента свиданія, что за личиной христіанскаго смиренія, съ которымъ Вы пришли ко мнѣ, въ Вашей душѣ скрывалось самое обыкновенное земное чувство благодарности къ судьбѣ за сохраненіе Вашей жизни. Не даромъ Вы убѣждены, что всѣ люди эгоисты. Не это ли чувство благодарности испытывали Вы, когда Вы сжимали мнѣ ту руку, отъ которой, кто знаетъ, будь Вы въ каретѣ, и Вы могли бы погибнуть вопреки всѣмъ моимъ разсчетамъ.... Не говорило ли въ Васъ тоже самое, тайное, хотя бы и безпредметное, чувство, когда Вы заявляли мнѣ о своихъ «молитвахъ» за меня, въ которыхъ я, счастливый Вашъ врагъ, и не нуждался ....
Что же касается меня, то я охотно признаюсь, что моя «молитва», это явствуетъ изъ вышеизложеннаго, была самаго земного свойства. Отсюда ясно, что въ моемъ выраженіи «молился» — нѣтъ ничего такого, что могло бы подать поводъ къ обольщенію на счетъ твердости моихъ убѣжденій. Да, я дѣйствительно «молился» за успѣхъ моей партіи, какъ представительницы народа въ борьбѣ съ самодержавіемъ. Я
виду заявить на несостоявшемся втором свидании с Вами.
Ваше посещение, имевшее место при интимной обстановке, 7-го февраля, было для меня такой неожиданностью. Я не звал Вас, Вы сами пришли ко мне. Вы пришли ко мне со своим горем и слезами, и я не оттолкнул Вас от себя, непрошенную гостью из вражьего стана. Вы были так беспомощны в несчастьи, быть может, впервые постучавшемся в Ваше сердце с криком ужаса жизни, который нас всех окружает. Вы были так бессильны в ничтожестве своего развенчанного величия перед лицом карающего рока.
Впервые член императорской фамилии склонил перед народным мстителем свою голову, отягченную преступлениями династии.
Но я не оттолкнул Вас от себя и по другим, более интимным побуждениям. Вы разделили со мной успех моего дела. Будь Вы в карете, Вы так же погибли бы. Но лишение вас жизни не входило в план действия Боевой Организации, и Ваша смерть была бы ненужной случайностью, против которой Организация шла обдуманно. С этой точки зрения интересов Организации, я, тая в себе ненависть ко всему царствующему дому, думал о Вас, «молился за Вас». Да, я молитвенно не желал вашей гибели в той же степени сознания, в какой я сделал все, от меня зависящее, для того, чтобы обеспечить себе успех нападения на великого князя. То обстоятельство, что Вы остались в живых, это также моя победа, которой, после убийства великого князя, я был рад вдвойне.
Вы знали об этом, и мне думалось с первого же момента свидания, что за личиной христианского смирения, с которым Вы пришли ко мне, в Вашей душе скрывалось самое обыкновенное земное чувство благодарности к судьбе за сохранение Вашей жизни. Недаром Вы убеждены, что все люди эгоисты. Не это ли чувство благодарности испытывали Вы, когда Вы сжимали мне ту руку, от которой, кто знает, будь Вы в карете, и Вы могли бы погибнуть вопреки всем моим расчетам.... Не говорило ли в Вас тоже самое, тайное, хотя бы и беспредметное, чувство, когда Вы заявляли мне о своих «молитвах» за меня, в которых я, счастливый Ваш враг, и не нуждался ....
Что же касается меня, то я охотно признаюсь, что моя «молитва», это явствует из вышеизложенного, была самого земного свойства. Отсюда ясно, что в моем выражении «молился» — нет ничего такого, что могло бы подать повод к обольщению насчет твердости моих убеждений. Да, я действительно «молился» за успех моей партии, как представительницы народа в борьбе с самодержавием. Я
