многіе воспламенились лобовью къ русской живописи. Иванъ Николаевичъ Крамской показалъ товарищамъ, что нужно отбросить миӨологическихъ боговъ, Одиновъ[1], съ ихъ волками и воронами.
....Да, въ этомъ маленькомъ гнѣздышкѣ, гдѣ жилъ Иванъ Николаевичъ, выработывалась какъ бы новая русская академія, тоже маленькая, которая Впослѣдствіи разрослась въ большую художественную артель.
По пріѣздѣ М. М. Панова, вскорѣ пріѣхалъ и Николай Ивановичъ Второвъ въ Петербургъ, и у Ивана Николаевича Явились почти въ одно время новыя два знакомства: г. Второвъ иг. Александръ Васильевичъ Никитенко, тоже нашъ острогожскій, академикъ академіи наукъ. Какъ у Второва, такъ иу Никитенко молодому человѣку многому чему можно было научиться, а Иванъ Николаевичъ не упускалъ ничего полезнаго для себя изъ виду. У Никитенко часто собирались литераторы, и Иванъ Николаевичъ, какъ почти свой человѣкъ у Никитенко, могъ многое подмѣтить; акъ Второву часто пріѣзжалъ изъ Москвы другъ его Александровъ-Дольниковъ; тогда къ Второву являлись бывшіе коллеги его по казанскому университету, наприм. Мельниковъ и другое. На этихъ вечерахъ Иванъ Николаевичъ всегда былъ желаннымъ гостемъ. Разъ, еще въ Острогожскѣ, я засталъ Крамского надъ сочиненіемъ Гегеля и спросил: «Что ты тутъ понялъ?» Онъ разсмѣялся и говорить: «Ровно ничего не понялъ».— Теперь же, въ Петербургѣ, послѣ одного изъ вышеписанныхъ вечеровъ, я застаю его надъ философіей Спинозы, и сказалъ: «Ты опять за отвлеченности?» Онъ отвѣчалъ:— «Я больше теперь понимаю, и примусь опять за Гегеля».
Дѣятельность Ивана Николаевича и мою хохлацкую натуру расшевелила. Оставивъ Главный Штабъ и получивъ въ Академія художествъ, за акварельную живопись — званіе некласснаго художника, я сначала работалъ въ недолго существовавшемъ журналѣ: «Свѣтопись», а потомъ перешелъ въ фотографію художника Деньера, гдѣ, въ должности главнаго помощника, прожилъ болѣе трехъ лѣтъ.
Иванъ Николаевичъ занимался ретушевкой только для одного Деньера, да и то лишь для царской фамилии и для знати, потому что сталъ уже свои силы пробовать на картинахъ и на портретахъ съ натуры, для денегъ. Получивъ уже всѣ серебряныя медали за рисунки и за этюды, онъ первый портретъ сдѣлалъ акварелью, на большомъ листѣ бристоля, съ княгини Дадіанъ, а первую картину на полотнѣ — «Моисей благодарить Бога, послѣ перехода черезъ Чермное море». У Деньера онъ уже рѣдко занимался, хотя и прозвали Ивана Николаевича его товарищи «богомъ ретуши».
- ↑ Программа, заданная въ 1863 году программистамъ въ Академія художествъ на большую золотую медаль и не принятая ими.
