весело, и я горжусь важностью данного мнѣ порученія. Но куда я пришелъ, и выполнилъ ли данное порученіе, не знаю — не помню, а какъ иду — помню, и какъ бьетъ мокрая трава въ лицо и осыпаетъ всего брызгами — помню тоже. — Еще утро, и тоже лѣтнее. Какъ общий фонъ дѣтскихъ воспоминаній, это утро было такое же, какъ всѣ: просыпаюсь, мать съ рогачемъ или кочергой около печки стряпаеть. Это всегда и очень подолгу продолжается; сейчасъ вонъ на дворъ. Такъ и на этот разъ; но воть странность — начинаетъ какъ-то темнѣть, все как будто заволакивается каким-то красноватымъ и зловѣщимъ сумракомъ. Яна крыльцѣ; тутъ же мать и еще кто-то: такъ человѣка три, четыре. Всѣ смотрять на небо, и я смотрю, нo перила крыльца мѣшаютъ; однако-жъ я кое-какъ увидаль: солнца нѣтъ, а есть кольцо тонкое-тонкое, а внутренность кольца какая-то темно-красная или темно-черно-красная. Никогда я потомъ ничего не видѣлъ правильнѣе и удивительнѣе. Стало такъ темно, какъ ночью, только, какъ будто, всюду кровавый дым. Коровы жалобно мычать и собаки воютъ: было очень страшно; особенно было страшно, что перепугались звѣри. Еще помню: лежу я на большой кровати, а рядомъ со мною сестра, у нея лицо красное, все въ пузырькахъ, и у меня, должно быть, такое же, потому что руки мои въ такихъ же пузырькахъ и очень чешутся, а когда трону — вмѣсто пузырьковъ, которые лопаются, образуются ямочки красныя. Говорили потомъ, что это у меня была оспа. Сестра умерла, ая перенесъ. Еще помню: день теплый, сухой, улица полна народа, всѣ нарядные, въ легкихъ лѣтнихъ костюмахъ. Всѣ куда-то идутъ, и я иду. Впереди поють и несуть на рукахъ гробъ; говорять, тамъ лежить сестра моя старшая, 14 лѣтъ. Помню ѣдущихъ по улицѣ нашей казаковъ въ высокихъ черныхъ шапкахъ на-бокъ; тонкіе черные ремешки по щекѣ возлѣ уха застегнуты подъ подбородкомъ; длинныя копья, лошади коричневыя; казаки пригибаются къ самой шеѣ лошади и страшно скоро скачуть. Мнѣ ужасно понравилось такъ ѣздить, и именно пригнуться и пустить лошадь во весь
