вы думаете, что яи совсѣмъ не пріѣду (хотя, если бы это мнѣ сдѣлалось извѣстнымъ, то немедленно и вамъ), а такъ какъ планы не разстройвал ись а только отлагались, то яи ждалъ не сегодня-завтра, не сегодня-завтра, и вотъ дождался... а деревья, подлецы, дружно, дружно шумятъ! Воображаю, что вы вынесли, ожидая меня, такъ какъ и ваши планы не осуществлялись, особенно подъ конецъ, когда вы потеряли терпѣніе. Я даже не, извиняюсь, потому что извиненіе ни поправить, ни воротить ничего не можетъ, ао чувствѣ моемъ вы, вѣроятно, и сами не сомнѣваетесь. Я не могу сдѣлать этого завѣдомо, зная что нибудь впередъ. И такъ, ожидаю отвѣта.
XXIX. Къ нему жө.
Дорогой мой Федоръ Александровичъ. Вотъ наконецъ и устроилось все. Не знаю, какъ вы находите, а по моему хорошо; вотъ развѣ не окончательно устроено съ домомъ, какъ мнѣ говоритъ Нецвѣтаевъ, отложено на время, а у него такъ ноги и чешутся приняться за это дѣло; говорю: ноги, потому что вѣдь онъ это въ самомъ дѣлѣ сдѣлаетъ ногами. Онъ радъ сдѣлать хоть что нибудь для васъ, какъ онъ говорить. Извините, что не могъ исполнить до сихъ поръ ваше порученіе относительно красокъ и книгъ, но и то и другое я высылаю, и надо полагать, что вы все это получите еще Во-время, то есть успѣете еще и начитаться, и наработаться; но не думайте, однако-жъ, что я потому и не выслалъ съ вашей мамашей, что полагаль: успѣется. Нѣтъ, не потому, а потому, что на книги нужно было — ну да все равно, что нужно было; дѣло въ томъ, что виноватъ, и только.
Здѣсь все обстоитъ благополучно, то есть такъ же какъ всегда: погода мерзость, винограда нѣтъ, и волнъ не наблюдаю, и все стараюсь въ настоящее время поймать луну. Говорять, впрочемъ, что частица лунной ночи попала-таки въ мою картину, но — не вся. Трудная штука — луна. А «Охотникъ» произвель впечатлѣніе нѣкоторое — нравится, а Софьѣ Николаевнѣ особенно: и какъ лицо, и какъ охотникъ. Ге написалъ прекрасную вещь, «Петра», котораго вы видѣли начало, да яи былъ увѣренъ въ этомъ, онъ тутъ на мѣстѣ, как никто, пожалуй. Григоровичь завертѣлся кубаремъ, когда узналъ, что вы обращались къ Третьякову, да что-жъ дѣлать, дѣло сдѣлано, не воротишь, и можетъ быть возвращать не стоитъ. Оно хорошо такъ. Ему пуще всего Третьяковъ, вездѣ онъ суется; но когда я ему сказалъ, какъ это было, то онъ повидимому сталъ спокойнѣе. Впрочемъ онъ вамъ самъ хотѣлъ писать, да вѣроятно уже и написалъ, не такъ
