— Христосъ Воскресе! Христосъ Воскресе Христосъ Воскресе!
И трижды истовый отвѣтъ:
— Воистину Воскресе!
Воистину, конечно! Воскресло сердце въ моей груди. Мое слабое сердце, любить не умѣвшее воскресло, чтобы отдаться. И тебѣ отдалось, Христосъ мой и Богъ мой!
И жизнь и смерть въ моей дѣтской груди стали мнѣ странно однимъ. Это только такъ казалось, что онѣ разныя. Ничего не страшно этому воскресшему въ любви сердцу и ничего не больно, ни за себя ни за другого.
Ты живъ, мой Журенька! Не любила тебя? Какъ же… вѣдь, вотъ хочешь умру за тебя, вотъ сейчасъ, здѣсь, чтобы ты жилъ вмѣсто меня.
Ты живъ, Журенька, ты у Христа. Мы встрѣтимся тамъ. Простилъ ли ты свою глупую, слабую, забывчивую подружку? Она другая. Сегодня, вотъ сейчасъ, она другая. Она сильнѣе смерти. Сильнѣе жизни. Она сегодня вся, и ты сегодня весь. Это Христосъ.
Такъ-ли я думала тогда? Такъ я помню теперь.
И такъ, когда преобразится земля тусклая, земля больная, земля мерцающая, изъ смерти
— Христос Воскресе! Христос Воскресе Христос Воскресе!
И трижды истовый ответ:
— Воистину Воскресе!
Воистину, конечно! Воскресло сердце в моей груди. Мое слабое сердце, любить не умевшее, воскресло, чтобы отдаться. И тебе отдалось, Христос мой и Бог мой!
И жизнь и смерть в моей детской груди стали мне странно одним. Это только так казалось, что они разные. Ничего не страшно этому воскресшему в любви сердцу и ничего не больно, ни за себя ни за другого.
Ты жив, мой Журенька! Не любила тебя? Как же… ведь, вот хочешь умру за тебя, вот сейчас, здесь, чтобы ты жил вместо меня.
Ты жив, Журенька, ты у Христа. Мы встретимся там. Простил ли ты свою глупую, слабую, забывчивую подружку? Она другая. Сегодня, вот сейчас, она другая. Она сильнее смерти. Сильнее жизни. Она сегодня вся, и ты сегодня весь. Это Христос.
Так ли я думала тогда? Так я помню теперь.
И так, когда преобразится земля тусклая, земля больная, земля мерцающая, из смерти
