жетъ невѣстка не опоздать къ обѣду. Я просто такъ. Жаль, что страшно рубашку скинуть.
Или можно? Уплыву глубже.
Купаюсь тамъ съ рыбками, съ живыми грибами, съ улитками, съ дельфиномъ, съ крабомъ… А вотъ на днѣ черные морскіе ежики съ острою известковою щетиною.
Я вижу ихъ сквозь стеклянную серебро-голубую глубину. Они тоже кажутся темно-пурпуровыми, какъ и жутко-сумрачныя пятна подводныхъ травныхъ рощъ. Хорошо, что плыву. Если бы нужно ступать по хрящу, такъ на днѣ можно занозить подошву о каменную щетину ежей, можно запутаться въ пурпурно-бурыхъ, лапчатыхъ, пузырчатыхъ стебляхъ…
Далеко выплываю. Дальше, чѣмъ гдѣ видѣла дельфина съ дѣтскимъ лицемъ. Здѣсь, въ мерцающую глубину глядя, вода уже зеленая и солнце въ ней густо-желтое, какъ янтарь. И расплываются необъятно непонятныя тѣни подводныхъ скалъ.
Нѣтъ ли въ скалахъ акулъ? Или большихъ, брюхатыхъ каракатицъ? Могутъ присосаться мнѣ къ животу мягкими щупальцами, неотрывными…
А если на минуту потопить голову въ воду и глаза раскрыть, — станетъ вдругъ глухо, глухо, застелется струистая тусклость, и не страшно станетъ тогда… умереть не страшно…
жет невестка не опоздать к обеду. Я просто так. Жаль, что страшно рубашку скинуть.
Или можно? Уплыву глубже.
Купаюсь там с рыбками, с живыми грибами, с улитками, с дельфином, с крабом… А вот на дне черные морские ежики с острою известковою щетиною.
Я вижу их сквозь стеклянную серебро-голубую глубину. Они тоже кажутся темно-пурпуровыми, как и жутко-сумрачные пятна подводных травных рощ. Хорошо, что плыву. Если бы нужно ступать по хрящу, так на дне можно занозить подошву о каменную щетину ежей, можно запутаться в пурпурно-бурых, лапчатых, пузырчатых стеблях…
Далеко выплываю. Дальше, чем где видела дельфина с детским лицом. Здесь, в мерцающую глубину глядя, вода уже зеленая и солнце в ней густо-желтое, как янтарь. И расплываются необъятно непонятные тени подводных скал.
Нет ли в скалах акул? Или больших, брюхатых каракатиц? Могут присосаться мне к животу мягкими щупальцами, неотрывными…
А если на минуту потопить голову в воду и глаза раскрыть, — станет вдруг глухо, глухо, застелется струистая тусклость, и не страшно станет тогда… умереть не страшно…
