Вѣрно свѣжій вѣтеръ ночной пахнулъ туда, за ширму, изъ окна, потому что окно было открыто, и я сидѣла, скрючившись на подоконникѣ, — это уже навѣрное теперь была явь, а не сонъ.
На другой день, кажется, и случилось, что вернулось письмо, написанное начальницей мамѣ и не дошедшее вслѣдствіе невѣрнаго адреса.
А утромъ, еще до роковой почты, я на лѣстницѣ встрѣтила Гертрудъ и вдругъ въ дикомъ иступленіи крикнула ей:
— Сегодня я ихъ всѣхъ взбѣшу, «свиней»!
Она была подъ лѣстницей, — Рино.
Меня отвели въ третій этажъ, а домой послали телеграмму о моемъ исключеніи.
За мною пріѣхалъ старшій братъ и повезъ въ Италію, къ морю, куда собрался провести осень съ семьею. Тамъ я должна была прожить нѣсколько недѣль до пріисканія мнѣ новой школы въ Германіи.
Увозили меня на разсвѣтѣ за полъ-часа до утренняго звонка. Никто не зналъ, и Гертрудъ не знала, и Люція въ своей больницѣ, мимо которой мы проѣзжали въ бѣломъ, слѣпомъ утрѣ.
Я не плакала. Какъ закупоренная бутылка была. Такъ глупо: до верху полная, даже не болтается, и нельзя понять, что въ бутылкѣ. Даже сама не знала себя: злоба? раскаянье? страхъ?
Верно свежий ветер ночной пахнул туда, за ширму, из окна, потому что окно было открыто, и я сидела, скрючившись на подоконнике, — это уже наверное теперь была явь, а не сон.
На другой день, кажется, и случилось, что вернулось письмо, написанное начальницей маме и не дошедшее вследствие неверного адреса.
А утром, еще до роковой почты, я на лестнице встретила Гертруд и вдруг в диком исступлении крикнула ей:
— Сегодня я их всех взбешу, «свиней»!
Она была под лестницей, — Рино.
Меня отвели в третий этаж, а домой послали телеграмму о моем исключении.
За мною приехал старший брат и повез в Италию, к морю, куда собрался провести осень с семьею. Там я должна была прожить несколько недель до приискания мне новой школы в Германии.
Увозили меня на рассвете за полчаса до утреннего звонка. Никто не знал, и Гертруд не знала, и Люция в своей больнице, мимо которой мы проезжали в белом, слепом утре.
Я не плакала. Как закупоренная бутылка была. Так глупо: до верху полная, даже не болтается, и нельзя понять, что в бутылке. Даже сама не знала себя: злоба? раскаянье? страх?
