царскую охоту. Лапы ему надломятъ передъ охотой, чтобы легче было пристрѣлить, и безопаснѣе. Другой, изрубленный, истыканный, весь въ крови, и ничего не понявшій, удивившійся, какъ-то вырвался въ лѣсъ назадъ.
Ѣхалъ братъ, Дикій Охотникъ, верхомъ съ ружьемъ за плечами; задумался, какъ любилъ. Слышитъ — стонетъ кто-то. Какъ человѣкъ… На стонъ полѣзъ въ чащу. Лежитъ Мишка родной и умираетъ. Взглянулъ еще глазами на брата. Братъ спустилъ съ плеча ружье и впустилъ ему всю дробь въ ухо.
Такъ кончили жизнь наши Мишки.
Что такъ именно случилось, помню и знаю, а кто сказалъ и гдѣ — не помню, и не важно. Конечно, Дикій Охотникъ сказалъ. Вотъ лицо матери помню. Вѣрно, когда говорилъ братъ о смерти медвѣжатъ. Съ тѣхъ поръ именно это лицо мнѣ помнится яснѣе всего у матери. Такое блѣдное, и странно подпрыгиваетъ нижняя полная губа. А въ глазахъ ея, такихъ свѣтлыхъ, большихъ, — испугъ. И вотъ она встала и покачнулась. И я вскочила. Братъ тоже подбѣжалъ. Тогда, съ дрожащею губою, она сказала тихо, извиняючись:
— Это ничего, Митя. Мнѣ стало немножко жалко нашихъ Мишекъ. Сейчасъ я вернусь.
царскую охоту. Лапы ему надломят перед охотой, чтобы легче было пристрелить, и безопаснее. Другой, изрубленный, истыканный, весь в крови, и ничего не понявший, удивившийся, как-то вырвался в лес назад.
Ехал брат, Дикий Охотник, верхом с ружьем за плечами; задумался, как любил. Слышит — стонет кто-то. Как человек… На стон полез в чащу. Лежит Мишка родной и умирает. Взглянул еще глазами на брата. Брат спустил с плеча ружье и впустил ему всю дробь в ухо.
Так кончили жизнь наши Мишки.
Что так именно случилось, помню и знаю, а кто сказал и где — не помню и не важно. Конечно, Дикий Охотник сказал. Вот лицо матери помню. Верно, когда говорил брат о смерти медвежат. С тех пор именно это лицо мне помнится яснее всего у матери. Такое бледное, и странно подпрыгивает нижняя полная губа. А в глазах ее, таких светлых, больших, — испуг. И вот она встала и покачнулась. И я вскочила. Брат тоже подбежал. Тогда, с дрожащею губою, она сказала тихо, извиняючись:
— Это ничего, Митя. Мне стало немножко жалко наших Мишек. Сейчас я вернусь.
