— Опоздали, барышня, безъ сладкаго накажутъ.
Въ столовой, конечно, никто не наказывалъ, никто не ждалъ, никто не замѣтилъ. Такъ, вѣдь, и все теперь…
— Ѣла, все-таки что-то жевала, и ничего не думала.
Кончился завтракъ.
— Сегодня мы на гимнастику не пойдемъ. Можешь въ шкафной играть, въ мячи.
Должна бы обрадоваться. Вотъ праздникъ въ будни! Вмѣсто постылой гимнастики тамъ, въ какой-то чужой залѣ, гдѣ по командѣ вышвыриваютъ впередъ, въ стороны и вверхъ ноги и руки, и глупо маршируютъ безъ игры и ловкости, — игра ловкаческая въ мячиковую школу.
Но такъ было бы, — что праздникъ, если бы была жизнь настоящая, а теперь, когда все — какъ будто, какая же радость?
Я рада, что видѣла щель въ шкафу, проходя по шкафной. Я вспомнила о ней теперь на обратномъ пути.
И я тамъ, подъ шелковыми юбками.
Моя милая учебная! Моя любимая Александра Ивановна!
«Мамочка, мамочка, мушечка, моя мушечка, моя… дорогая, моя дорогушечка, мушечка — моя дорогушечка…»
— Опоздали, барышня, без сладкого накажут.
В столовой, конечно, никто не наказывал, никто не ждал, никто не заметил. Так, ведь, и всё теперь…
— Ела, всё-таки что-то жевала, и ничего не думала.
Кончился завтрак.
— Сегодня мы на гимнастику не пойдем. Можешь в шкафной играть, в мячи.
Должна бы обрадоваться. Вот праздник в будни! Вместо постылой гимнастики там, в какой-то чужой зале, где по команде вышвыривают вперед, в стороны и вверх ноги и руки, и глупо маршируют без игры и ловкости, — игра ловкаческая в мячиковую школу.
Но так было бы, — что праздник, если бы была жизнь настоящая, а теперь, когда всё — как будто, какая же радость?
Я рада, что видела щель в шкафу, проходя по шкафной. Я вспомнила о ней теперь на обратном пути.
И я там, под шелковыми юбками.
Моя милая учебная! Моя любимая Александра Ивановна!
«Мамочка, мамочка, мушечка, моя мушечка, моя… дорогая, моя дорогушечка, мушечка — моя дорогушечка…»
