Теперь она говорила. И голосъ ея былъ не обычный — тусклый, но звенѣлъ, какъ такой, какимъ говорятъ слова праведныя.
— Ты дрянная дѣвочка, которая ни разу не подумала о другихъ. Знаешь ли ты, что есть дѣти, которымъ нечего ѣсть, я они не могутъ, не только что бичи покупать я на ослахъ кататься, но души ихъ и мозгъ остаются темными и во всемъ ихъ тѣлѣ только одна мысль: чего-бы поѣсть, потому что животъ ихъ стиснуть я постоянно ноетъ? Ты думала-ли, думала-ли, что за эти десять рублей можно мѣсяцъ такую же, какъ ты, дѣвченку прокормить и умъ напитать ученіемъ, которое тебѣ дается въ избыткѣ, такъ что ты бунтуешь противъ него я мучаешь тѣхъ, которыхъ должна благодарить?..
Александра Ивановна говорила еще много, все, тѣмъ же взволнованнымъ, живымъ голосомъ, все такія-же праведныя и несомнѣнныя слова, но уже я не всѣ слышала, потому что, чѣмъ они становились несомнѣннѣе и праведнѣе, тѣмъ ярился злѣе мой безнадежный бунтъ, и я, подплясывая, посвистывая и гримасничая уродливо, острой сталью изъ сердца своего встрѣчала тѣ слова живыя и праведныя, чтобы пронзить ихъ, я чтобы до меня они долетали уже мертвыми и глухонѣмыми.
Теперь она говорила. И голос её был не обычный — тусклый, но звенел, как такой, каким говорят слова праведные.
— Ты дрянная девочка, которая ни разу не подумала о других. Знаешь ли ты, что есть дети, которым нечего есть, я они не могут, не только что бичи покупать я на ослах кататься, но души их и мозг остаются темными, и во всём их теле только одна мысль: чего бы поесть, потому что живот их стиснуть я постоянно ноет? Ты думала ли, думала ли, что за эти десять рублей можно месяц такую же, как ты, девчонку прокормить и ум напитать учением, которое тебе дается в избытке, так что ты бунтуешь против него я мучаешь тех, которых должна благодарить?..
Александра Ивановна говорила еще много, всё тем же взволнованным, живым голосом, всё такие же праведные и несомненные слова, но уже я не все слышала, потому что, чем они становились несомненнее и праведнее, тем ярился злее мой безнадежный бунт, и я, подплясывая, посвистывая и гримасничая уродливо, острой сталью из сердца своего встречала те слова живые и праведные, чтобы пронзить их, я чтобы до меня они долетали уже мертвыми и глухонемыми.
