пившая, полная жадности, глядѣла въ моии устые, несытые, холодные и блестящіе безстрашіемъ глаза. Мы перемигивались въ пониманіи: до смерти часъ, что сдѣлано — забуду. Это свобода.
Лгала. Потому что ложь убиваетъ. Стало очень удобно, потому что безъ Бога я научилась большей ловкости. Это желанія научили. Почти не попадалась, и всегда горѣли пустые глаза холоднымъ веселіемъ. Непроницаемые глаза сквозь блескъ.
Любила ложь. Все, что тянулось одно изъ другого, одно другое помня, одно другое любя, одно за другое умирая, очищая, ручаясь собою живымъ за умершее, ведя что̀ не прерывалось, и не уставая святую нить влачить, изъ звеньевъ скованную отъ Начала и къ Началу, страшную и святую и непреложную Необходимость — ложь прерывала, и становила Пустую Свободу.
Меня меньше наказывали. Вѣрно оттого, что часто вывозила ложь, и когда не вывозила было какъ то все равно. И въ углу, и подъ арестомъ въ учебной мысли приходили забавныя, безъ задержки, и не было стыда.
Игры съ Володей почти прекратились сами въ себѣ, сводились всецѣло къ той одной игрѣ. Наши глаза, встрѣчаясь, мучительно блестѣли, и я учила его обманамъ.
пившая, полная жадности, глядела в моии устые, несытые, холодные и блестящие бесстрашием глаза. Мы перемигивались в понимании: до смерти час, что сделано — забуду. Это свобода.
Лгала. Потому что ложь убивает. Стало очень удобно, потому что без Бога я научилась большей ловкости. Это желания научили. Почти не попадалась, и всегда горели пустые глаза холодным веселием. Непроницаемые глаза сквозь блеск.
Любила ложь. Всё, что тянулось одно из другого, одно другое помня, одно другое любя, одно за другое умирая, очищая, ручаясь собою живым за умершее, ведя что не прерывалось, и не уставая святую нить влачить, из звеньев скованную от Начала и к Началу, страшную и святую и непреложную Необходимость — ложь прерывала, и становила Пустую Свободу.
Меня меньше наказывали. Верно оттого, что часто вывозила ложь, и когда не вывозила было как-то всё равно. И в углу, и под арестом в учебной мысли приходили забавные, без задержки, и не было стыда.
Игры с Володей почти прекратились сами в себе, сводились всецело к той одной игре. Наши глаза, встречаясь, мучительно блестели, и я учила его обманам.
