И глаза мои, даже закрытые въ наслажденіи и остромъ страхѣ, видѣли, какъ прялъ ушами, ужаленный звукомъ, оселъ, хлесталъ хвостомъ, всѣмъ сѣрымъ тѣломъ подаваясь впередъ, и я откидывалась, переламываясь въ станѣ, какъ отъ рѣзкаго толчка моей карфашки.
Я стала жить своимъ желаніемъ.
Изъ деревни я привезла мое желаніе въ городъ. Какъ паутина мягкая, тонкая, но липкая оно обмотало мнѣ мозгъ и сердце.
Я жила сквозь свое желаніе.
Оно было такъ красиво. Зазывало съ такою гибкою силою. Казалось недостижимымъ и неизбѣжнымъ. И что бы я ни дѣлала, ни думала, ни говорила, — рука сжимала чуткій тростникъ, линія легкаго, стройнаго перегиба гнулась въ глазу, и, вздрагивая, я ловила слухомъ острый, сухой, какъ выстрѣлъ, трескъ бича.
И разжигало мое желаніе невозможностью своего исполненія. Кто же могъ понять изъ нихъ, что оно нужное? Они не понимали ни Руслана, ни бича, ни меня. И смѣялись потому, что ихъ жизнь была скучная и бѣдная.
Но бѣднѣе была я, потому что не имѣла, чѣмъ заплатить за исполненіе своего желанія. У меня было всего пятьдесятъ три копейки. Но бичъ… что могъ стоить такой великолѣпный бичъ?
И глаза мои, даже закрытые в наслаждении и остром страхе, видели, как прял ушами, ужаленный звуком, осел хлестал хвостом, всем серым телом подаваясь вперед, и я откидывалась, переламываясь в стане, как от резкого толчка моей карфашки.
Я стала жить своим желанием.
Из деревни я привезла мое желание в город. Как паутина мягкая, тонкая, но липкая оно обмотало мне мозг и сердце.
Я жила сквозь свое желание.
Оно было так красиво. Зазывало с такою гибкою силою. Казалось недостижимым и неизбежным. И что бы я ни делала, ни думала, ни говорила, — рука сжимала чуткий тростник, линия легкого, стройного перегиба гнулась в глазу, и, вздрагивая, я ловила слухом острый, сухой, как выстрел, треск бича.
И разжигало мое желание невозможностью своего исполнения. Кто же мог понять из них, что оно нужное? Они не понимали ни Руслана, ни бича, ни меня. И смеялись потому, что их жизнь была скучная и бедная.
Но беднее была я, потому что не имела, чем заплатить за исполнение своего желания. У меня было всего пятьдесят три копейки. Но бич… что мог стоить такой великолепный бич?
