дѣло — и мы не могли оторвать глазъ; и какъ могли мы отгадать, отъ добра или отъ зла оно?
Спутанные, смущенные, отравленные и злые, — мы долго не отрывались отъ тѣхъ глазъ своей загадки, и вдругъ понимали, что въ насъ тѣ глаза и мы та загадка. Тогда мы искали въ себѣ разрѣшеніе и, жалкіе, ненавидѣли: Володя съ жаднымъ безсиліемъ, я со злымъ торжествомъ.
Началась новая игра у дѣдушки подъ весну въ какой-то воскресный вечеръ.
Вмѣсто одной изъ тетушекъ, куда-то, зачѣмъ-то переѣхавшей, подъ квартирой дѣдушки поселился генералъ Поповъ. Когда мы бѣгали въ дикія лошади или скакали въ циркъ черезъ веревки по корридору мимо чортова чулана, генералъ Поповъ присылалъ лакея съ покорнѣйшей просьбой не топотать надъ его головой.
Потопотавъ изо всѣхъ силъ и всей злости на прощаніе, мы съ Володей въ тотъ вечеръ проскользнули на парадную лѣстницу, вбѣжали наверхъ въ свой этажъ и позвонили. Открыла судомойка, одна оставленная стеречь домъ, и ушла къ себѣ на кухню, далеко…
Въ дѣтской Володиной было тихо и странно. Тикали часы, шуршало въ углахъ и за стѣной, пусто и просторно звучали наши голоса и колотилось въ груди сердце…
дело — и мы не могли оторвать глаз; и как могли мы отгадать, от добра или от зла оно?
Спутанные, смущенные, отравленные и злые, — мы долго не отрывались от тех глаз своей загадки, и вдруг понимали, что в нас те глаза и мы та загадка. Тогда мы искали в себе разрешение и, жалкие, ненавидели: Володя с жадным бессилием, я со злым торжеством.
Началась новая игра у дедушки под весну в какой-то воскресный вечер.
Вместо одной из тетушек, куда-то, зачем-то переехавшей, под квартирой дедушки поселился генерал Попов. Когда мы бегали в дикие лошади или скакали в цирк через веревки по коридору мимо чёртова чулана, генерал Попов присылал лакея с покорнейшей просьбой не топотать над его головой.
Потопотав изо всех сил и всей злости на прощание, мы с Володей в тот вечер проскользнули на парадную лестницу, вбежали наверх в свой этаж и позвонили. Открыла судомойка, одна оставленная стеречь дом, и ушла к себе на кухню, далеко…
В детской Володиной было тихо и странно. Тикали часы, шуршало в углах и за стеной, пусто и просторно звучали наши голоса и колотилось в груди сердце…
