— Обѣдала?
— Нѣ. И Чалко голодный.
— Давай ему травы рвать.
— Ужъ я и то рвала.
— Ну, давай вмѣстѣ.
Рвемъ сочную траву изъ канавы. Ползаю на колѣняхъ. Колѣни зеленыя, и руки зеленыя. Очень сочная трава въ канавѣ. Чалко ѣстъ и мигаетъ карими глазами. Прямо въ большіе глаза ему смотритъ красное солнце, и глаза глубокіе, глубокіе куда-то насквозь свѣтятся золотомъ. Разнуздали, и жуетъ онъ траву, цѣлую кучку сложили ему подъ ноздри. Онъ молодой, и ноздри его тонкія и вздрагиваютъ чутко. А челка и грива въ родѣ Таниныхъ волосъ: бурыя, на солнцѣ, какъ темная мѣдь засвѣчиваются.
— Таня, вамъ Чалко ко двору: онъ на тебя похожъ.
— А я въ тятьку. Да чалый всякому ко двору. Онъ не вороной.
— Таня, что у него съ ухомъ?
— Онъ корноухій.
— Отчего?
— Лѣтось, жеребенкомъ, подрался съ конемъ въ табунѣ.
— Обедала?
— Не. И Чалко голодный.
— Давай ему травы рвать.
— Уж я и то рвала.
— Ну, давай вместе.
Рвем сочную траву из канавы. Ползаю на коленях. Колени зеленые, и руки зеленые. Очень сочная трава в канаве. Чалко ест и мигает карими глазами. Прямо в большие глаза ему смотрит красное солнце, и глаза глубокие, глубокие куда-то насквозь светятся золотом. Разнуздали, и жует он траву, целую кучку сложили ему под ноздри. Он молодой, и ноздри его тонкие и вздрагивают чутко. А челка и грива вроде Таниных волос: бурые, на солнце, как темная медь засвечиваются.
— Таня, вам Чалко ко двору: он на тебя похож.
— А я в тятьку. Да чалый всякому ко двору. Он не вороной.
— Таня, что у него с ухом?
— Он корноухий.
— Отчего?
— Летось, жеребенком, подрался с конем в табуне.
