прикрываюсь вся подушками и тишкомъ лежу, какъ въ норѣ.
Знакомыя плоскія ступни шагаютъ тяжело и плоско. Потомъ затишье. Гдѣ она? Не стоитъ ли за ширмочкой надъ своей постелью и замѣтила развороченныя, какъ бы изверженіемъ, подушки?
Затишье… Тишина. Сердце стукнулось снова въ груди. Анна Аммосовна давно сдвинула бы съ меня подушки, давно назначила бы наказаніе и говорила бы теперь свою проповѣдь…
Скрипнуло: это — кресло проѣхалось ножками по полу: Анна Амосовна пододвинулась къ столу. Анна Амосовна сидитъ въ своемъ креслѣ.
Вотъ тихо выдвигаю голову, дышу. Соображаю. Какъ быть? Этого я не досообразила. Этой ловушки.
Задумалась, дыша такъ, на свободѣ. И мнѣ понравилось. Тамъ врагъ. Смерть. Только одна ширма между нами. Я знаю. Врагъ не подозрѣваетъ.
Врагъ — великанъ. У него ладонь больше стола обѣденнаго. Плоская, жесткая. Пройдетъ по мнѣ и — пятнышко, сырой комочекъ, какъ тамъ… давеча, въ столовой, отъ мошки.
Но я не страшусь. Я не лисичка. Я сама. Я не конь. Это ноги — конь. Я — голова. А конь умчитъ голову и отъ людоѣда.
прикрываюсь вся подушками и тишком лежу, как в норе.
Знакомые плоские ступни шагают тяжело и плоско. Потом затишье. Где она? Не стоит ли за ширмочкой над своей постелью и заметила развороченные, как бы извержением, подушки?
Затишье… Тишина. Сердце стукнулось снова в груди. Анна Аммосовна давно сдвинула бы с меня подушки, давно назначила бы наказание и говорила бы теперь свою проповедь…
Скрипнуло: это кресло проехалось ножками по полу: Анна Амосовна пододвинулась к столу. Анна Амосовна сидит в своем кресле.
Вот тихо выдвигаю голову, дышу. Соображаю. Как быть? Этого я не досообразила. Этой ловушки.
Задумалась, дыша так, на свободе. И мне понравилось. Там враг. Смерть. Только одна ширма между нами. Я знаю. Враг не подозревает.
Враг — великан. У него ладонь больше стола обеденного. Плоская, жесткая. Пройдет по мне и — пятнышко, сырой комочек, как там… давеча, в столовой, от мошки.
Но я не страшусь. Я не лисичка. Я сама. Я не конь. Это ноги — конь. Я — голова. А конь умчит голову и от людоеда.
