Эта мошка прилетѣла сказать, что пришла весна, гдѣ-то пришла, еще не въ городѣ, можетъ быть, даже еще не у насъ въ деревнѣ, а все-таки гдѣ-то пришла близко, потому что, если бы не пришла, то мошка въ своей куколкѣ, или гдѣ тамъ она спала, не могла ее почуять и проснуться.
И снова я думала о веснѣ. Вспоминая ее, я глухо знала, что люблю и ненавижу весну, а почему люблю и почему ненавижу — не знала. Весною мы поѣдемъ въ деревню, и я увижу своихъ звѣрей.
У меня ихъ много: большихъ и маленькихъ, дикихъ и ручныхъ… Но мысли мои стали глухими подъ подушкой, пропитанной жирнымъ запахомъ помады-геліотропъ. Да и не знаю даже я теперь, хочу ли видѣть своихъ звѣрей?
Да не отъ нихъ-ли и ненавидѣла я весну, которая бѣжитъ и кричитъ, которая просторная и пахучая, и которая увозитъ изъ каменнаго города?
Я очень люблю звѣрей, а они умираютъ, и часто именно когда я ихъ полюблю.
И больше всего весной умираютъ; вѣрно оттого, что ихъ больше всего весною нарождается. Даже ужасно много.
Эта мошка прилетела сказать, что пришла весна, где-то пришла, еще не в городе, может быть, даже еще не у нас в деревне, а всё-таки где-то пришла близко, потому что, если бы не пришла, то мошка в своей куколке, или где там она спала, не могла ее почуять и проснуться.
И снова я думала о весне. Вспоминая ее, я глухо знала, что люблю и ненавижу весну, а почему люблю и почему ненавижу — не знала. Весною мы поедем в деревню, и я увижу своих зверей.
У меня их много: больших и маленьких, диких и ручных… Но мысли мои стали глухими под подушкой, пропитанной жирным запахом помады-гелиотроп. Да и не знаю даже я теперь, хочу ли видеть своих зверей?
Да не от них ли и ненавидела я весну, которая бежит и кричит, которая просторная и пахучая, и которая увозит из каменного города?
Я очень люблю зверей, а они умирают, и часто именно когда я их полюблю.
И больше всего весной умирают; верно оттого, что их больше всего весною нарождается. Даже ужасно много.
