Остался одинъ только лягушонокъ. И хвостъ у него когда-то отвалился. Сталъ онъ такимъ молоденькимъ, свѣженькимъ. Такой, такой душка! Зелененькій! Съ крѣпкой спинкой, растопыренными лапами, въ пупырышкахъ, и глазки на выкатѣ.
Изъ своего домашняго болотца онъ выбирался, всползая по стеклу, дышалъ проворно, какъ карманныя часики стрекочатъ, а толстый мягенькій животикъ проваливался и вздымался у короткой шеи. Самъ зелененькій, зелененькій и всегда изъ ванны свѣжій.
Глядитъ выпученными глазками съ мягкими, въ складочкахъ вѣками. Не сползаетъ въ воду.
Ручной!
Чудовище?
Что-же мнѣ дѣлать съ чудовищемъ?
Въ рѣку нельзя. Въ прудъ нельзя. Въ болото? Тамъ тоже лягушата.
Камень принесла въ банку, длинный, узкій разыскала, стойкомъ поставила, чтобы онъ могъ на вершинку вылѣзать. У него теперь легкія, онъ теперь легкими, а не жабрами дышетъ. И легкими и жабрами: когда какъ ему нужно. Такъ сказала воспитательница.
Но съ камня онъ сползетъ. Онъ любитъ воду. И тогда…
Убить.
Остался один только лягушонок. И хвост у него когда-то отвалился. Стал он таким молоденьким, свеженьким. Такой, такой душка! Зелененький! С крепкой спинкой, растопыренными лапами, в пупырышках, и глазки на выкате.
Из своего домашнего болотца он выбирался, всползая по стеклу, дышал проворно, как карманные часики стрекочут, а толстый мягенький животик проваливался и вздымался у короткой шеи. Сам зелененький, зелененький и всегда из ванны свежий.
Глядит выпученными глазками с мягкими, в складочках веками. Не сползает в воду.
Ручной!
Чудовище?
Что же мне делать с чудовищем?
В реку нельзя. В пруд нельзя. В болото? Там тоже лягушата.
Камень принесла в банку, длинный, узкий разыскала, стойком поставила, чтобы он мог на вершинку вылезать. У него теперь легкие, он теперь легкими, а не жабрами дышит. И легкими и жабрами: когда как ему нужно. Так сказала воспитательница.
Но с камня он сползет. Он любит воду. И тогда…
Убить.
