— Здоровый человѣкъ привыкаетъ къ природѣ. Это значитъ привычка.
Недоумѣваю.
Онъ замѣчаетъ мою глупость. Улыбается ей снисходительно, но какъ-то печально.
— Понимаешь, все это вокругъ насъ, — онъ обвелъ рукой широкую дугу, — въ водѣ, на землѣ, понимаешь, и въ землѣ, — все живетъ по природному, понимаешь, это значитъ иначе не можетъ. А, слѣдовательно, такъ должно. Ну, а люди иногда хотятъ жить, какъ не могутъ. Это значитъ мудрить, понимаешь, и даже Бога не слушаться, Бога, понимаешь. Вотъ ты и не плачь… Пиронъ! Пирошка!.. Привыкнешь… Боярка! Берта! сюда!.. Помочь вѣдь нельзя… Въ воду, трусы, канальи!.. Не плачь же, дурочка!
Онъ гребъ стоя, чтобы лучше наблюдать собакъ, тихо работалъ обоими веслами, направляясь вдоль пруда къ плотинѣ, гдѣ вода глубока, и двѣ собачьи головы, съ прижатыми ушами, плыли близко за кормой.
Только Берта еще визжала и лаяла на берегу, вбѣгала въ воду по брюхо и отскакивала, и отрясала съ длинной волнистой шерсти алмазную пыль. На меня вскидывала каріе, большіе глаза, виноватые, испуганные и жадно, суетливо просящіе. Томительное и пугливое желаніе было въ ея
— Здоровый человек привыкает к природе. Это значит привычка.
Недоумеваю.
Он замечает мою глупость. Улыбается ей снисходительно, но как-то печально.
— Понимаешь, всё это вокруг нас, — он обвел рукой широкую дугу, — в воде, на земле, понимаешь, и в земле, — всё живет по природному, понимаешь, это значит иначе не может. А, следовательно, так должно. Ну, а люди иногда хотят жить, как не могут. Это значит мудрить, понимаешь, и даже Бога не слушаться, Бога, понимаешь. Вот ты и не плачь… Пирон! Пирошка!.. Привыкнешь… Боярка! Берта! сюда!.. Помочь ведь нельзя… В воду, трусы, канальи!.. Не плачь же, дурочка!
Он греб стоя, чтобы лучше наблюдать собак, тихо работал обоими веслами, направляясь вдоль пруда к плотине, где вода глубока, и две собачьи головы, с прижатыми ушами, плыли близко за кормой.
Только Берта еще визжала и лаяла на берегу, вбегала в воду по брюхо и отскакивала, и отрясала с длинной волнистой шерсти алмазную пыль. На меня вскидывала карие, большие глаза, виноватые, испуганные и жадно, суетливо просящие. Томительное и пугливое желание было в её