Стыдно! стыдно! стыдно! Это стыдъ загналъ меня, какъ охотникъ звѣря. Хорошо, что тихо. Хорошо, что темно. Только бы не нашли, никогда не нашли-бы.
Часы тянулись, или минуты? Суетливые шаги проносились мимо, возвращались, снова удалялись… Потомъ все стало тише. Въ замочной скважинѣ потухъ огонекъ. Потомъ еще шаги, и снова свѣтлый кружочекъ…
И свѣтъ въ шкафу, и заскрипѣла старая дверца, распахиваясь.
Искали, раздвигали шелковыя юбки и нашли…
Ничего не объясняя, поплелась къ постели. Не умываясь, легла, злая, молчала…
Не сплю.
Уже ночь. Крадусь безъ свѣта корридоромъ. Въ рукѣ сжимаю коробку, коробку съ остатками моихъ конфектъ.
Тамъ Даша за своей занавѣской испуганно чиркаетъ свѣтъ. Глухой страшно вдругъ ночью услышать шаги.
Тамъ Даша сидитъ, бѣлая, худая, на грязной, сѣрой постели, глядитъ, какъ осликъ, бокомъ строптивымъ взглядомъ, и губы что-то шепчутъ безъ звука. Шершавое одѣяло у Даши колетъ меня сквозь тонкое полотно рубашки…
— На, на, на! Это не мое!
Стыдно! стыдно! стыдно! Это стыд загнал меня, как охотник зверя. Хорошо, что тихо. Хорошо, что темно. Только бы не нашли, никогда не нашли бы.
Часы тянулись, или минуты? Суетливые шаги проносились мимо, возвращались, снова удалялись… Потом всё стало тише. В замочной скважине потух огонек. Потом еще шаги, и снова светлый кружочек…
И свет в шкафу, и заскрипела старая дверца, распахиваясь.
Искали, раздвигали шелковые юбки и нашли…
Ничего не объясняя, поплелась к постели. Не умываясь, легла, злая, молчала…
Не сплю.
Уже ночь. Крадусь без света коридором. В руке сжимаю коробку, коробку с остатками моих конфет.
Там Даша за своей занавеской испуганно чиркает свет. Глухой страшно вдруг ночью услышать шаги.
Там Даша сидит, белая, худая, на грязной, серой постели, глядит, как ослик, боком строптивым взглядом, и губы что-то шепчут без звука. Шершавое одеяло у Даши колет меня сквозь тонкое полотно рубашки…
— На, на, на! Это не мое!
