Какъ птицы очковой змѣей, очарованы,
Поднять мы не смѣемъ измученныхъ рукъ,
И, двое, желѣзами давними скованы,
Мы сносимъ покорно медлительность мукъ.
Всегда предо мною улыбка поблекшая
Когда-то горѣвшихъ, какъ пурпуромъ, губъ.
Ты никнешь въ оковахъ, сестра изнемогшая,
И я неподвиженъ, какъ брошенный трупъ.
Привстать бы, сорвать бы оковы желѣзныя,
И кольца и цѣпи! и вольными вновь
Бѣжать въ дали синія, въ сумерки звѣздныя,
Гдѣ ставитъ алтарь свой межъ сосенъ Любовь!
Со смѣхомъ упасть тамъ на мхи потемнѣвшія,
Объятья святыя, какъ дѣтямъ, сплести, —
Забыть эти муки, какъ сны отлетѣвшіе,
Какъ камни на прежнемъ, пройденномъ пути!
Как птицы очковой змеей очарованы,
Поднять мы не смеем измученных рук,
И, двое, железами давними скованы,
Мы сносим покорно медлительность мук.
Всегда предо мною улыбка поблекшая
Когда-то горевших, как пурпуром, губ.
Ты никнешь в оковах, сестра изнемогшая,
И я неподвижен, как брошенный труп.
Привстать бы, сорвать бы оковы железные,
И кольца и цепи! и вольными вновь
Бежать в дали синие, в сумерки звездные,
Где ставит алтарь свой меж сосен Любовь!
Со смехом упасть там на мхи потемневшие,
Объятья святые, как детям, сплести, —
Забыть эти муки, как сны отлетевшие,
Как камни на прежнем, пройденном пути!
