Потомъ — скамью для бичеванья, стулъ
Съ гвоздями, дыбу, лѣстницу, колеса,
А по стѣнамъ всѣ образы плетей,
Большихъ щипцовъ и маленькихъ иголокъ, —
Изобрѣтенья Нюренбергскихъ дней…
Угрюмый запахъ, давній, неизмѣнный,
Инымъ не нарушаемый упоемъ,
По всѣмъ угламъ распростирала кровь.
Что здѣсь свершалось въ часъ, когда пылалъ
Вѣнцомъ багрянымъ красный горнъ? Какъ жутко
Метались тѣни при скачкахъ огня!
И въ этихъ вспышкахъ люди, словно бѣсы,
Метались тоже, въ дикомъ опьяненьи.
И юноши, и женщины, уставъ
Отъ долгихъ ласкъ бросались въ сладость боли,
И, изступленные, вбѣгали въ красный залъ
Съ гортаннымъ, неестественнымъ призывомъ,
Въ желаніи пытать и вѣдать пытку.
Другъ къ другу всѣ лобзаніемъ припавъ
Благовѣйнымъ, другъ на друга тутъ же
И на себя безумно ополчали
Бичи, и огненные брусья, и ножи.
И вольные страдальцы повторяли,
Огня укусъ и свистъ бича пріемля,
„Еще, о милый! о, еще! еще!“
И плечи предавая дыбѣ, груди —
Щипцамъ, и лядвія — иглѣ,
Въ восторгѣ утоляющемъ стонали,
Отъ мукъ, отъ радости, отъ сладострастья,
И страшенъ былъ ихъ многогласный стонъ,
Отъ красныхъ стѣнъ стозвучно отраженный…
И этотъ стонъ метался въ подземельи,
Стучался яростно во всѣ углы,
Вездѣ встрѣчая камень, кровь и пламя!
Потом — скамью для бичеванья, стул
С гвоздями, дыбу, лестницу, колеса,
А по стенам все образы плетей,
Больших щипцов и маленьких иголок, —
Изобретенья Нюренбергских дней…
Угрюмый запах, давний, неизменный,
Иным не нарушаемый упоем,
По всем углам распростирала кровь.
Что здесь свершалось в час, когда пылал
Венцом багряным красный горн? Как жутко
Метались тени при скачках огня!
И в этих вспышках люди, словно бесы,
Метались тоже, в диком опьяненьи.
И юноши, и женщины, устав
От долгих ласк бросались в сладость боли,
И, исступленные, вбегали в красный зал
С гортанным, неестественным призывом,
В желании пытать и ведать пытку.
Друг к другу все лобзанием припав
Благовейным, друг на друга тут же
И на себя безумно ополчали
Бичи, и огненные брусья, и ножи.
И вольные страдальцы повторяли,
Огня укус и свист бича приемля,
«Еще, о милый! о, еще! еще!»
И плечи предавая дыбе, груди —
Щипцам, и лядвия — игле,
В восторге утоляющем стонали,
От мук, от радости, от сладострастья,
И страшен был их многогласный стон,
От красных стен стозвучно отраженный…
И этот стон метался в подземельи,
Стучался яростно во все углы,
Везде встречая камень, кровь и пламя!
