Она мила, какъ маленькая змѣйка,
И, можетъ быть, опасна, какъ и та;
Во влагѣ жизни манитъ, какъ мечта,
Но по-верху мелькаетъ, какъ уклейка.
Въ ней нѣтъ весны, когда лазурь чиста,
И дышатъ листья такъ свѣжо, такъ клейко…
Скорѣй въ ней лѣта блескъ и пестрота:
Она — въ саду манящая аллейка.
Какъ хорошо! ни мыслить, ни мечтать
Не надо; межъ листвы не видно дали;
На время спитъ рѣки заглохшей гладь…
Въ порывахъ гнѣва, мести и печали,
Какъ день грозы, была бы хороша
Ея душа… Но есть ли въ ней душа?
1912.
Она мила, как маленькая змейка,
И, может быть, опасна, как и та;
Во влаге жизни манит, как мечта,
Но поверху мелькает, как уклейка.
В ней нет весны, когда лазурь чиста,
И дышат листья так свежо, так клейко…
Скорей в ней лета блеск и пестрота:
Она — в саду манящая аллейка.
Как хорошо! ни мыслить, ни мечтать
Не надо; меж листвы не видно дали;
На время спит реки заглохшей гладь…
В порывах гнева, мести и печали,
Как день грозы, была бы хороша
Ее душа… Но есть ли в ней душа?
1912.
