Въ наемной комнатѣ все ранитъ сердце:
И рама зеркала, и стульевъ стиль,
Зачѣмъ-то со стѣны глядящій Герценъ,
И не сметенная съ комода пыль.
Нѣжнѣй прильни ко мнѣ; глаза закроемъ;
И будемъ слушать шагъ печальныхъ думъ,
Какъ будто мы сошли на дно морское,
Гдѣ блѣденъ солнца свѣтъ и смутенъ шумъ.
Твое дыханіе мнѣ рядомъ слышно,
Замедленный твой пульсъ слѣжу рукой…
Подводные цвѣты надменно пышны,
И разноцвѣтныхъ рыбъ мелькаетъ рой.
Ахъ, только объ одномъ могу жалѣть я,
Что въ той же комнатѣ — очнуться мнѣ!
Акула проплыла, другая, третья…
Закатный рдяный лучъ скользить на днѣ.
В наемной комнате все ранит сердце:
И рама зеркала, и стульев стиль,
Зачем-то со стены глядящий Герцен,
И не сметенная с комода пыль.
Нежней прильни ко мне; глаза закроем;
И будем слушать шаг печальных дум,
Как будто мы сошли на дно морское,
Где бледен солнца свет и смутен шум.
Твое дыхание мне рядом слышно,
Замедленный твой пульс слежу рукой…
Подводные цветы надменно пышны,
И разноцветных рыб мелькает рой.
Ах, только об одном могу жалеть я,
Что в той же комнате — очнуться мне!
Акула проплыла, другая, третья…
Закатный рдяный луч скользить на дне.
