Страница:Звезда Соломона (Куприн 1920).djvu/81

Эта страница была вычитана


ворами, насильниками, грабителями, клятвопреступниками, убійцами, извращенными прелюбодѣями. Ихъ полусознанныя, мгновенныя, часто непроизвольныя желанія были похожи на свору кровожадныхъ и похотливыхъ звѣрей, запертыхъ на замокъ, ключъ отъ котораго находится въ невѣдомой и мудрой рукѣ. И каждый день Цвѣтъ чувствовалъ, какъ въ немъ нарастаетъ презрѣніе къ человѣку и отвращеніе къ человѣчеству.

О, сколько разъ тянулись къ нему трепетныя и послушныя женскія руки, а глаза,—затуманенные влажные,—искали его глазъ, и губы открывались для поцѣлуя. Но сквозь маску профессіональнаго кокетства, подъ личиной любовнаго самообмана, Цвѣтъ прозрѣвалъ или открытую жажду его золота или сокровенное, инстинктивное, воспитанное сотнями поколѣній, рабское преклоненіе передъ властью богатства. Онъ одаривалъ женщинъ съ очаровательной улыбкой и съ внутренней брезгливостью, оставаясь самъ холоднымъ и недоступнымъ.

Была во всемъ свѣтѣ лишь одна,—ея имя начиналось съ буквы В—одна-единственная, незамѣнимая, несравненная, прекраснѣйшая, чье розовое лицо пряталось въ букетѣ сирени, и чьи темные глаза смѣялись, ласкали и притягивали. Но передъ ея далекимъ образомъ молчало всемогущество желаній. Цвѣтъ окружалъ ее безмолвнымъ обожаніемъ, тихой самоотверженной любовью, не смѣющей ждать отвѣта. Ему доставляло страшное наслажденіе, вновь найти въ записной книжкѣ ея имя и прочитать его, но ни за что онъ не отважилъ бы пойти по тому адресу, который она сама продиктовала.

Чтеніе чужихъ мыслей было не единственнымъ несчастіемъ Цвѣта. Его очень тяготило также постоянное совпаденіе его малѣйшихъ желаній съ ихъ мгновеннымъ исполненіемъ. Цвѣтъ никому не хотѣлъ зла, но невольно причинялъ его на каждомъ шагу. Разсказываютъ объ одномъ великомъ алхимикѣ, который сообщилъ своему ученику точный рецептъ жизненнаго элексира, но предупредилъ его, чтобы онъ при его изготовленіи никакъ не смѣлъ думать о бѣломъ медвѣдѣ. И вотъ, каждый разъ, какъ только ученикъ приступалъ къ таинственнымъ манипуляціямъ, первой его мыслью всегда бывала мысль о бѣломъ медвѣдѣ. Такъ и Цвѣтъ, сидя на примѣръ, однажды въ циркѣ, и слѣдя глазами за акробаткой, скользящей по проволокѣ, не могъ не вспомнить о своемъ несчастномъ дарѣ и крѣпко, всѣми силами, внушалъ себѣ: «только бы случайно не пожелать, чтобы она упала, только бы, только бы…«