каждую карту. Хотите, я назову вамъ напередъ любую по счету карту въ колодѣ, стоя къ вамъ спиною?
Его провѣрили. Загадывали двадцать седьмую и девятую и, тридцать шестую карту изъ колоды. Онъ на секунду прикрывалъ глаза, открывалъ ихъ и сразу угадывалъ тузъ пикъ, девятка бубенъ, двойка бубенъ. Всѣ объяснили это явленіе телепатіей и оккультизмомъ и охотно взяли свои ставки обратно, при чемъ многіе перессорились.
Одинъ Валдалаевъ отказался отъ денегъ. Онъ застегнулся на всѣ пуговицы, перекрестился и сказалъ своимъ рычащимъ голосомъ:
— Сногшиба-а-а… Однако я въ этой странной хрѣновинѣ не участникъ. Эти деньги—къ чортовой ихъ матери!…
И величественно ушелъ, недотронувшись до кучи золота и бумажекъ.
А Иванъ Степановичъ, глядя ему вслѣдъ, на его удаляющую широкую спину, вдругъ поблѣднѣлъ и сталъ нервно тереть ладонями виски.
Утромъ явился къ Цвѣту мистеръ Тритчель, англичанинъ-жокей, скакавшій наканунѣ на Лэди-Винтерсетъ, на той лошади, что сломала себѣ ногу, и предложилъ ему свои услуги. По его словамъ, валдалаевская конюшня была очень высокихъ качествъ, но падала съ каждымъ годомъ изъ-за характера прежняго владѣльца, который по своей вспыльчивости, самоувѣренности и нетерпимости, постоянно мѣнялъ жокеевъ и довѣрялъ только посредственнымъ и малознающимъ тренерамъ. Цвѣтъ согласился. Съ этого времени его лошади стали забирать всѣ первые призы.
Мало того: однажды, подстрекаемый внезапнымъ и нелѣпымъ припадкомъ честолюбія, онъ вызвался самъ, лично, участвовать въ джентльменской скачкѣ. Всѣ доводы благоразумія были противъ этой дикой затѣи, начиная съ того обстоятельства, что Цвѣтъ еще ни разу въ своей жизни не садился на лошадь. Въ пользу Ивана Степановича говорило лишь два слабыхъ данныхъ: его легкій вѣсъ—3 п. 25 фунтовъ и его непоколебимая рѣшимость скакать.
Мистеръ Тритчель, спеціально для этой цѣли, пріобрѣлъ за довольно дорогую цѣну добронравную, спокойную девятилѣтнюю кобылу, ростомъ въ 6½ вершковъ, по имени Mademoiselle Barbe.
