почти легъ на него и подперъ голову ладонями. Взглядъ его, тяжело и неподвижно устремленный на Цвѣта, былъ необычайно страненъ. Въ немъ была горячая воля, властное приказаніе, униженная просьба и скрытая зловѣщая угроза—все вмѣстѣ. Нѣсколько секундъ никто не произнесъ ни слова. Тоффель часто дышалъ, раздувая широкія ноздри горбатаго носа. Наконецъ, онъ вымолвилъ хриплымъ и слабымъ голосомъ:
— А слово?… Вы узнали слово?…
— Не понимаю,—тихо отвѣтилъ Цвѣтъ и невольно подался тѣломъ назадъ, подъ давящей силой, исходившей изъ глазъ Тоффеля. Какое слово?
Взглядъ Тоффеля сталъ еще пристальнѣе, цѣпче и страстнѣе. Потъ выступилъ у него на вискахъ. Отъ переносья вверхъ вспухли двѣ расходящіяся жилы. Въ зрачкахъ загорались густые, темно-фіолетовые огни.
«Тамъ… въ усадьбѣ… книга… формулы… Красный переплетъ… Мефистофель…«—забродило въ головѣ у Цвѣта. Тоффель же продолжалъ настойчиво шептать:
— Заклинаю васъ, назовите слово… Только слово, и я вашъ слуга, вашъ рабъ всю жизнь…
У Цвѣта похолодѣло лицо и высохли губы. Что-то, разбуженное волей Тоффеля, безформенно и мутно колебалось въ его памяти, подобно тому неуловимому слѣду, тому тонкому ощущенію только что видѣннаго сна, которые скользятъ въ головѣ проснувшагося человѣка и не даются схватить себя, не хотятъ вылиться въ понятные образы.
— Не знаю… не могу… не умѣю....
Тоффель какъ-то мягко, безшумно свернулся со стула, опустился на полъ и на четверенкахъ, по-собачьи, подползъ къ Цвѣту и схвативъ его руки, сталъ покрывать ихъ колючими поцѣлуями.
— Слово, слово, слово…—лепеталъ онъ.—Вспомните, вспомните слово!
Цвѣтъ зажмурилъ на секунду глаза. Потомъ пристально поглядѣлъ на Тоффеля.
— Оставьте, не надо этого,—сказалъ онъ рѣзко.—Слышите ли—я не хочу!
Тоффель поднялся и, спиною къ Цвѣту, шатаясь, прошелъ до угла кабинета. Тамъ онъ постоялъ неподвижно секунды съ двѣ.
