»Вотъ такъ,—похвалилъ Цвѣтъ,—это мнѣ больше нравится«.
Немного времени спустя, проводникъ, пришедшій убрать въ купэ, объяснилъ причину, по которой поѣздъ показалъ такую бѣшеную прыть. У паровоза, перевалившаго черезъ подъемъ, что-то испортилось въ воздушномъ тормазѣ и одновременно случилось какое-то несчастье не то съ сифономъ, не то съ регуляторомъ. (Цвѣтъ не понялъ хорошенько). Кондукторы изъ-за вѣтра не услышали сигнала «тормозить«. А тутъ начинался какъ разъ крутой и длинный уклонъ. Поѣздъ и покатился на всѣхъ парахъ внизъ, развивая скорость до предѣльной, до ста двадцати верстъ, и былъ не въ силахъ ее уменьшить до слѣдующаго подъема. Только тамъ поѣздная прислуга спохватилась и затормозила…
«Какъ все просто«,—подумалъ Цвѣтъ… Но въ этой мысли была печальная покорность.
Въ другой разъ поѣздъ проѣзжалъ совсѣмъ близко мимо строящейся церкви. На куполѣ ея колокольни, около самаго креста, копошился, дѣлая какую-то работу, человѣкъ, казавшійся снизу чернымъ, маленькимъ червякомъ. «А что если упадетъ?«—мелькнуло въ головѣ у Цвѣта, и онъ почувствовалъ противный холодъ подъ ложечкой. И тогда же онъ ясно увидѣлъ, что человѣкъ внезапно потерялъ опору и начинаетъ безпомощно скользить внизъ по выгнутому блестящему боку купола, судорожно цѣпляясь за гладкій металлъ. Еще моментъ—и онъ сорвется.
«Не надо, не надо!«—громко закричалъ Цвѣтъ и въ ужасѣ закрылъ руками лицо. Но, тотчасъ же открывъ ихъ, вздохнулъ съ радостнымъ облегченіемъ. Рабочій успѣлъ за что-то зацѣпиться, и теперь видно было, какъ онъ, лежа на куполѣ, держался обѣими руками за веревку, идущую отъ основанія креста.
Поѣздъ промчался дальше, и церковь скрылась за поворотомъ. «Неужели я хотѣлъ видѣть, какъ онъ убьется?«—спросилъ самъ себя Цвѣтъ. И не могъ отвѣтить на этотъ жуткій вопросъ. Нѣтъ, конечно, онъ не желалъ смерти или увѣчья этому незнакомому бѣдняку. Но гдѣ-то въ самомъ низу души, на ужасной черной глубинѣ, подъ слоями одновременныхъ мыслей, чувствъ и желаній, ясныхъ, полуясныхъ и почти безсознательныхъ, все-таки пронеслась какая-то тѣнь, похожая на гнусное любопытство. И тогда же, впервые, Цвѣтъ со стыдомъ и страхомъ подумалъ о томъ, какое кровавое безуміе охватило бы весь міръ, если бы всѣ человѣческія желанія обладали способностью мгновенно исполняться.