Страница:Звезда Соломона (Куприн 1920).djvu/47

Эта страница была вычитана


нормальнымъ, развѣ лишь чуть-чуть усиленнымъ темпомъ, то это означаетъ, что лента проходитъ мимо фокуса аппарата со скоростью около двадцати послѣдовательныхъ снимковъ въ секунду. Если демонстраторъ будетъ вращать рукоятку нѣсколько быстрѣе, то, соразмѣрно съ этимъ, ускорятся всѣ жесты и движенія. При сорока снимкахъ въ секунду люди проносятся по комнатѣ, не подымая и не сгибая ногъ, точно скользя сразбѣгу, на конькахъ; извозчичья кляча мчится съ рѣзвостью первокласснаго рысака и кажется, стоногой; молодой человѣкъ, опоздавшій на любовное свиданіе, мелькаетъ черезъ сцену съ мгновенностью метеора. Если, наконецъ, демонстратору придетъ въ голову блажной капризъ еще удвоить скорость ленты, то на экранѣ получится одна сплошная, сѣрая, мутная, дрожащая и куда-то улетающая полоса.

Именно въ такомъ бѣшенномъ темпѣ представилась бы глазамъ посторонняго наблюдателя вся жизнь Цвѣта послѣ его поѣздки въ Червоное. Сотни, тысячи, милліоны самыхъ пестрыхъ событій вдругъ хлынули водопадомъ въ незамѣтное существованіе кроткаго и безобиднаго человѣка, въ это тихое прозябаніе божьей коровки. Рука невидимаго оператора вдругъ завертѣла его жизненную ленту съ такой лихорадочной скоростью, что не только дни и ночи, обѣды и ужины, комнатныя и уличныя встрѣчи и прочая обыденщина, но даже событія самыя чрезвычайныя, приключенія неслыханно-фантастическія, всякія сказочныя, небывалыя чудеса—все слилось въ одинъ мутный, чортъ знаетъ куда несущійся вихрь.

Изрѣдка, какъ-будто бы, рука незримаго оператора уставала и онъ, не прерывая вращенія, предавалъ рукоятку въ другую руку. Тогда сторонній зритель этого живого кинематографа могъ бы, впродолженіе четырехъ-пяти секундъ, разинувъ отъ удивленія ротъ и вытаращивъ глаза, созерцать такія вещи, которыя даже и не снились неисчерпаемому воображенію прекрасной Шахразады, услаждавшей своими волшебными разсказами безсонныя ночи царя Шахріора. И всего замѣчательнѣе было въ этомъ житейскомъ, невѣсть откуда сорвавшемся ураганѣ то, что главный его герой Иванъ Степановичъ Цвѣтъ совсѣмъ не удивлялся тому, что съ нимъ происходило. Но временами испытывалъ тоскливую покорность судьбѣ и безсиліе передъ неизбѣжнымъ.

Слегка поражало его—хотя лишъ на неуловимыя короткія секунды—то обстоятельство, что сквозь яркій, радужный калейдоскопъ его безчисленныхъ приключеній очень часто и независимо