— «Никакъ почта изъ Козинецъ?«,—сказалъ сторожъ,—«У нея такой звонокъ«.
Цвѣтъ торопливо вышелъ на тополевую аллею. На встрѣчу ему приближался почтальонъ, высокій, длинный малый, молодой, веселый. Рыжіе курчавые волосы буйно торчали у него изъ-подъ лихо сбитой на бокъ фуражки. Голубые глаза бойко блестѣли на веснущатомъ лицѣ.
— Господинъ Цвѣтъ? Это вы? Вамъ телеграмма—крикнулъ почтальонъ на ходу.—«Съ пріѣздомъ имѣю честь«.
Цвѣтъ распечаталъ и развернулъ сѣрый квадратный пакетъ. Телеграмма была отъ Тоффеля.
»Козинцы нарочнымъ червоное усадьба помѣщику Цвѣту.
Выѣзжайте немедленно нашелъ покупателя пока сорокъ тысячъ постараюсь больше привѣтъ Тоффель.«
Цвѣта самого нѣсколько поразило то странное обстоятельство, что въ первое мгновеніе онъ какъ-будто не могъ сообразить, что это за человѣкъ ему телеграфируетъ, и лишь съ нѣкоторымъ, небольшимъ усиліемъ вспомнилъ личность своего ходатая. Но тому, что его мысль о продажѣ усадьбы такъ ловко совпала съ появленіемъ телеграммы, онъ совершенно не удивился и даже надъ этимъ не задумался.
— Надо, дѣдушка, мнѣ ѣхать обратно,—сказалъ онъ дѣловито.—Какъ бы лошадь достать въ селѣ?
— А вотъ не угодно ли со мной?—охотно предложилъ почтальонъ.—Мнѣ все равно на станцію ѣхать. Я и телеграмму вашу по пути захватилъ изъ Козинецъ. Кони у насъ добрые. Дадите ямщику полтинникъ на водку—мигомъ доставитъ. И какъ разъ къ курьерскому.
— Мало погостили—замѣтилъ древній церковный сторожъ.—А и то сказатъ, что у насъ вамъ за интересъ?… Человѣкъ вы городской, молодой… Покорнѣйше благодарю ваше благородіе… Тяпну за ваше здоровье… Пожелаю вамъ отъ души всякихъ успѣховъ въ дѣлахъ вашихъ. Дай вамъ…
— Ладно, ладно—весело перебилъ Цвѣтъ. Подождите, я только сбѣгаю за чемоданомъ и—ѣзда!
Когда мы глядимъ на освѣщенный экранъ кинематографа и видимъ, что на немъ жизненныя событія совершаются обыденнымъ,
